Мишель Бюсси - Черные кувшинки

Серенак поднял на помощника мрачный взгляд.

— Вот именно. Тупик. Я рад, что ты со мной согласен. Это дело…

— Но, — торжествующим голосом перебил его Бенавидиш, — я не поленился и съездил в архив управления департаментом. Провел там прорву времени. Зато нашел номера газеты «Вернонский республиканец» за тысяча девятьсот тридцать седьмой год. Они писали о смерти мальчика по имени Альбер Розальба. Даже взяли интервью — если его можно так назвать — у матери погибшего ребенка, Луизы Розальба. Она не верила в то, что это был несчастный случай. Она…

— Ты меня не понял, Сильвио! — громко сказал Серенак. — Мы бросаем это дело. Расследование зашло в тупик. Все это чистый бред! Неизвестные полотна с кувшинками, спрятанные на чердаках у жителей Живерни, ребенок, утонувший бог знает когда, еще до войны, мужья-рогоносцы!.. Мы занимаемся какой-то фигней!

Бенавидиш наконец отложил в сторону ручку.

— Простите, патрон, но я вас не понимаю. Что вы имеете в виду, говоря: «Мы бросаем это дело»?

Серенак одним взмахом руки смел со стола бумаги и уселся на освободившееся место.

— Хорошо, Сильвио, я выражусь иначе. Ты был прав. По всем пунктам. С моей стороны было настоящим безумием смешивать расследование уголовного преступления с личными чувствами. Я понял это слишком поздно, но все-таки понял.

— Вы говорите о Стефани Дюпен?

— Если угодно…

Сильвио Бенавидиш снисходительно улыбнулся и принялся методично собирать рассыпанные бумаги.

— Значит, Жак Дюпен — больше не враг народа номер один?

— Судя по всему, нет.

— Но тогда…

— Послушай меня, Сильвио! — Серенак яростно застучал кулаком по столу. — Я сейчас позвоню судебному следователю и скажу, что я завяз в этом деле. Я признаю собственную профнепригодность. Если он решит передать расследование другому…

— Но…

Сильвио Бенавидиш обвел взглядом разложенные на столе предметы, после чего покосился в свои записи.

— Понимаю вас, патрон. Наверное, это правильное решение. Хотя…

Он пригляделся к начальнику и воскликнул:

— Господи, что с вами, патрон?

— А что?

— Да у вас вся куртка в крови! Вы что, труп переносили?

Лоренс вздохнул.

— Я тебе все потом объясню. Что ты имел в виду, когда сказал: «Хотя»?

Сильвио заколебался. В конце концов он отвел глаза от окровавленной одежды Серенака.

— Хотя… Чем старательнее я собираю части головоломки, тем упорнее меня преследует мысль о том, что какому-то одиннадцатилетнему ребенку грозит опасность. Если мы сейчас бросим это дело, есть риск, что…

Сильвио Бенавидиш не успел договорить. По лестнице прогрохотали торопливые шаги и в комнату ворвался агент Мори.

— Сильвио! Только что из роддома звонили! Вроде как там началось! Сказали, воды отошли… Я спросил, что и как, но они со мной не стали разговаривать. Сказали, пусть папаша сюда мчится. Быстро!

Бенавидиш вскочил со стула и схватил свою куртку. Лоренс Серенак дружески хлопнул его по плечу.

— Давай, Сильвио, дуй! Об остальном забудь!

— Да… Ой… Но…

— Беги, дурила!

— Спасибо, Лор… То есть патрон… Ну, это… Лоренс, я…

Он пытался надеть куртку, но руки отказывались попадать в рукава.

— Чего ты тянешь? — торопил его Серенак. — Беги давай!

— Уже бегу. Последнее, патрон… Можно на «ты»?

— Давно пора, дубина.

Они улыбнулись друг другу. Инспектор Бенавидиш окинул взглядом разложенные на столе бумажные листы, задержавшись на фотографии Стефани Дюпен, шагнул к двери и с порога сказал:

— Я взвесил все «за» и «против» и пришел к выводу, что ты правильно решил бросить это дело!

Лоренс Серенак слушал, как стучат по лестнице башмаки убегающего помощника. Топот ног доносился все слабее, затем хлопнула вдали дверь, и настала тишина. Серенак медленно складывал в красную архивную коробку материалы расследования. Фотографии, отчеты, записи. Подойдя к полке, пробежал глазами расставленные в алфавитном порядке другие коробки и нашел место для своей.

На букву «М». Дело Морваля.

Он отступил на шаг. Дело Морваля превратилось в одно из сотен других, так же оставшихся нераскрытыми. Несмотря ни на что, из головы у Серенака не шли слова Сильвио.

«Какому-то ребенку грозит смертельная опасность.

Один ребенок умирает. Другой рождается.

Сильвио забудет…»

Лоренс Серенак почти весело посмотрел на кучу сапог, сваленных в углу, — владельцы за ними так и не явились, что неудивительно: это старье годилось разве что на помойку. На столе по-прежнему лежал гипсовый слепок следа, найденного на берегу ручья. «Да уж, — иронично подумал он, — расследование завершилось пшиком». И тут же перекинулся мыслями к Стефани и смерти Нептуна.

Да, он принял верное решение. Хватит уже смертей.

Что же до фиалковых глаз Стефани, ее фарфоровой кожи, бледных губ и серебристых лент в волосах…

Он о них забудет.

Во всяком случае, он на это надеялся.

— Дай сюда картину, — повторил Винсент.

С ножом в руке он заговорил совсем другим голосом, будто сразу стал на несколько лет старше, — так говорят подростки, накопившие немалый опыт в уличных потасовках. Поль крепче прижал к себе картину.

— Винсент, откуда у тебя этот нож?

— Нашел! И вообще это не твое дело! Гони картину! Ты сам понимаешь, что я прав! Если тебе действительно дорога Фанетта…

У Винсента странным образом изменились глаза. Начиная от уголков, они наливались кровью. Как у настоящего безумца. Поль раньше никогда не видел Винсента в таком состоянии.

— Ты мне не ответил. Где ты нашел этот нож?

— Не переводи разговор!

— Почему на ноже кровь?

У Винсента дрожала рука. Красноты в глазах прибавилось.

— Не лезь не в свое дело!

Полю казалось, что приятель меняется прямо у него на глазах, превращаясь в опасного сумасшедшего. Он ухватился рукой за поручень портомойни.

— Это не ты?.. Не ты?.. Нет, не может быть, чтобы ты…

— Пошевеливайся, Поль! Дай мне картину! Мы с тобой в одном лагере. Если тебе дорога Фанетта, мы с тобой должны действовать заодно.

Нож описывал в воздухе беспорядочные загогулины. Поль отступил на шаг.

— Черт… Так это все-таки ты… Ты убил этого американца… Художника… Джеймса! Мне Фанетта говорила. Ножом в сердце! Это ты сделал?

— Заткнись! Что тебе за дело до какого-то американца? Я думаю только о Фанетте! Выбирай, с кем ты. У тебя еще есть шанс. Отдай мне картину! Или просто брось ее в воду! В последний раз говорю!

Рука Винсента напряглась. Он крепче сжал нож, готовясь к нападению.

— В последний раз…

Поль улыбнулся и наклонился, чтобы положить упакованную картину на землю.

— Ладно, Винсент. Давай поговорим спокойно…

Вдруг он выпрямился. Винсент не ожидал ничего подобного и не успел даже двинуться. Поль крепко обхватил его запястье и принялся выворачивать ему руку. Винсент упал на колени. Он изрыгал проклятья, но Поль держал его крепко. Покрасневшие глаза Винсента наполнились слезами боли и унижения. Рука разжалась, и нож из нее выпал. Поль мыском ноги отбросил его подальше, метра за три, под ивы, но не ослабил хватку, напротив — завел руку Винсента тому за спину и поднял ее вверх.