Валерий Поволяев - Первый в списке на похищение

– Ответьте, только честно, не обманывая… Все равно я Никому ничего не скажу и эту тайну унесу с собой, – Ирина Константиновна сделала выразительный жест, взбила пальцами воздух, – сколько вам заплатил Белозерцев?

– Нисколько. Это обычное рабочее поручение.

– Ничего себе работка у вас! – Ирина Константиновна хмыкнула. – И чем же я прогневала своего мужа?

– Вам знаком человек по имени Олег? Олежка… Олег Олегович Скобликов.

– Олежка? Конечно, – на лице Ирины Константиновны ничего не отразилось.

– Ну вот вам и разгадка. Ваш муж все знает… О вас и об Олежке.

Глаза у Ирины Константиновны сделались старыми и очень усталыми.

– Интересно, и кто же из его «шестерок» выследил, донес?

– Я – эта «шестерка», – признался Высторобец.

– Почему сказали ему, а не мне? Я бы вам хорошо заплатила.

– Я получаю зарплату у вашего мужа, а не у вас, Ирина Константиновна. Потому и работаю на него…

– Из других рук корм не берете? – в голосе Белозерцевой послышалась неприкрытая издевка.

– Не беру, Ирина Константиновна.

– Вы меня убьете, это мне понятно как божий день, – Белозерцева вздохнула, ее поведение невольно вызывало уважение, даже некое восхищение – пусть баба и пьяна, как сапожник, пусть ни черта не соображает, но как держится, как держится! Ни один человек из известных Высторобцу не держался так, как Ирина Белозерцева. – Но могу ли я перед смертью сделать вам заказ?

– Какой? – не удержался от вопроса Высторобец.

– Чтобы вы убили Белозерцева.

– Ничего себе! – Высторобец поморщился. – А как же Костик, сын ваш? С кем он останется?

– Костик не пропадет, не дадут. Да потом Белозерцев не сможет воспитывать его, он женится на этой своей профурсетке, на Виоле, или Виолетте – не хочу знать, как ее зовут… И что ей Костик? Ничто. Ей и Белозерцев – ничто. Все-таки, сколько вам заплатил Белозерцев? Восемь тысяч долларов?

Высторобец чуть не вздрогнул: ведь в яблочко попала.

– Я же сказал – ничего. Я у Вячеслава Юрьевича Белозерцева нахожусь на службе.

– Плачу пятнадцать тысяч долларов – и вы убираете Белозерцева. Поверьте, он не стоит этих денег, раз ничего не понял в этой жизни. И я ничего не поняла. Что же касается того, что… что вы предали меня – я вас прощаю.

– Я никогда никого не предавал.

– Да ну? – насмешливо повысила голос Ирина Константиновна. – Позвольте вам не поверить. Все вы, мужики, продаетесь за деньги. И чем больше вам платят, тем больше вы продаетесь. У вас нет ни Бога, ни совести, ни партии – ни КПСС, ни… никакой, в общем, партии, даже партии пива – никого и ничего! – она повернулась к зеркалу, увидела себя, страшную, с размазанными глазами, патлатую, постаревшую; нехорошее удивление возникло у нее на лице, рот изогнулся плаксивой скобкой, и в ту же секунду Высторобец, словно бы почувствовав, что ему перестали спутывать руки, выстрелил.

Ирина Константиновна повалилась на пол. У нее задергалась одна обнажившаяся до бедра нога, вытянулась, словно она хотела крашеными пальцами достать до Высторобца, лягнуть и замерла – Ирина Белозерцева была мертва.

Контрольный выстрел можно было не делать – и так все понятно. Высторобец с шумом вздохнул, покрутил тоскливо головой: а ведь она не верила, что он выстрелит, думала пройти по тонюсенькой проволоке, по лезвию ножа и не завалиться. Она даже не спросила, а произошло ли это с Олежкой или только одна она отвечает за измену. Видать, все это ей было неинтересно – она уже одолела те науки, которые не проходили ни Высторобец, ни Белозерцев.

В конце концов он выполнил ее пожелание – стрелял не в глаза, она не видела ствола ТТ, не засекла оранжевую вспышку, ярко окрасившую зрачок пистолета. Высторобец отер пистолет, положил его рядом с покойной и бесшумно выскользнул за дверь квартиры Белозерцева.

Он не знал, совершенно не представлял, что делать дальше, – понимал только, что выполнил задание, данное ему Белозерцевым, но ведь кроме задания есть еще что-то… Например, то, о чем просила Ирина Константиновна. Высторобец почувствовал, что он раздваивается…

Подхватив пустую обувную коробку, он бесшумными осторожными шагами двинулся вниз по лестнице.

20 сентября, среда, 20 час. 40 мин.

Перед Зверевым в его кабинете сидел подполковник Келопов – круглолицый, с лапками морщин, украсившими уголки глаз, добродушный, с плохими, почерневшими у корешков зубами – словно бы когда-то переболел цингой, – совершенно неиспуганный, хотя быть испуганным у него имелись все основания. Напротив Келопова по обратную сторону приставного столика сидел Волошин.

Только сейчас Волошин понял, что лицо золотозубого полного человека, которого он видел около дома номер пятнадцать в квадрате Ж-56 или 57, он не помнил числа, и лицо подполковника Келопова – одно и то же, словно бы это были близнецы-братья. Только у того деятеля во рту золота было напихано с перебором, а у Келопова золота нет – сплошь порченые зубы.

– Очень интересна мне ваша жизнь, подполковник, – сказал Келопову Зверев, задумчиво побарабанил пальцами по столу – прилипчивое механическое действие, от которого, как от всего лишнего, избавляться очень трудно, не менее трудно, чем от общеизвестного зверевского кхекхеканья. – Кхе-кхе-кхе. До перестройки и после перестройки, а особенно – в перестройку.

– Жизнь как жизнь, товарищ генерал, она у всех нас одинаковая: школа, учеба, комсомол, работа.

– Одинаковая, да не у всех… Не у всех одинаковая! Из комсомольцев, этих преданных ленинцев, вышли самые матерые разбойники – клейма ставить негде. А вы – комсомол!

– Все равно, наше поколение прошло через комсомол и через партию почти целиком. Да не почти, а целиком.

– Через огонь, воду и медные трубы. – Зверев словно бы специально не давал говорить Келопову, сбивал его, выводил из себя, Келопов покорно замолкал, вытягивал по-гусиному шею, враз становясь смешным – на тонком непрочном стебле раскачивалась из стороны в сторону тяжелая круглая голова.

– И через это тоже, товарищ генерал.

– Теперь ответь, Келопов, как на духу, кто тебе дал команду прослушивать разговоры милицейского руководства, верхушки ГУВД, а кхе-кхе?

Келопов вздрогнул, отвел взгляд в сторону.

– Не могу ответить на этот вопрос, товарищ генерал.

– Смотри, Келопов, не ошибись. А то потом поправлять поздно будет. Кто? ФСК… э-э-э, как оно ныне зовется? ФСБ? Прокуратура? Товарищи из Министерства внутренних дел России?

Подполковник медленно склонил голову на плечо, взгляд у него сделался отсутствующим.

– Не имею права говорить, товарищ генерал.

– А брать нас под колпак имеешь право? Ну, Келопов!

Хитер, бобер! «Не имею права», – передразнил его Зверев, – я тебя предупредил, Келопов. Пойдешь работать в ФСБ, там выше сержантских лычек тебе не дадут. Так кто тебе, Келопов, дал указание прослушивать разговоры Главного управления внутренних дел города Москвы? Отвечай, Келопов!