Елена Михалкова - Пирог из горького миндаля

– Всплыли новые факты, – неопределенно ответил он. – Вы уверены, что ничего не хотите мне сказать?

Давид колебался.

Сергей помнил его показания. Алиби Давиду обеспечивала его жена: она подтверждала, что они гуляли в парке и покупали пирожные. Свидетелем выступил охранник в продуктовом: он вспомнил, что похожая на Дарницких пара действительно заглядывала в магазин. Бабкин еще тогда усомнился в неоспоримости их алиби. Через этот квартал ходило много любителей сладкого. Охранник вполне мог спутать Давида и его жену с кем-то другим.

– Вам известно, кто был второй грабитель? – спросил Бабкин, не сводя с него глаз.

– Я не… то есть…

– Нашла! – в комнату ворвалась Соня. – Вот, смотрите! Здесь почти все.

Бабкин раскрыл альбом и, не удержавшись, присвистнул.

– Извините!

Восторг его был вызван не красотой украшений, а обилием фотографий. Он держал в руках всю коллекцию Изольды Дарницкой, вернее, память о ней. «Черт возьми, с этим можно работать!»

– Фима Плучник был замечательный ювелир, – грустно улыбнулся Давид. – Большую часть этих украшений он сделал для матери сам. Она всю жизнь была его клиенткой.

Сергей вытащил телефон.

– Я пересниму украшения, если вы не против.

– Конечно. Хотя проще, наверное, отдать вам альбом. – Давид вопросительно посмотрел на жену.

– Вы его вернете? – строго осведомилась Соня.

– Верну обязательно.

Сергею хотелось как можно скорее позвонить Илюшину. Но у него ушло еще не меньше получаса, пока они выясняли, какие украшения были возвращены Давиду, а какие так и не нашлись.

Когда они закончили, Бабкин почувствовал, что от блеска драгоценностей у него мутнеет в глазах.

– Вот на всякий случай моя визитка. Если вспомните что-то об убийстве Изольды Андреевны или Павла Варнавина – любую деталь, что угодно, – позвоните.

Сергей предусмотрительно положил на стол две карточки. Уходя из квартиры Дарницких, он уносил с собой пачку снимков и твердую уверенность в том, что Давид что-то скрывает.

Серые офисные здания теснили друг друга к берегу реки, словно каждое хотело сбросить конкурента в воду. Стекло и бетон, бетон и металл – три пятнадцатиэтажных аквариума, в которых трудились сотни аквариумных работников. Илюшин попросил водителя остановиться. Едва он вышел, речной ветер забрался ему под пальто и ощупал ребра. Макар сразу пожалел, что не позвонил из машины. Но такси уже отъезжало, и он, подняв воротник, набрал номер Яны.

– Я добрался. Как найти твою маму?

– Среднее здание, офис четыреста четырнадцать, восьмой этаж. Только предъяви паспорт на входе.

– Понял, спасибо. От тебя что-нибудь передать?

Яна немного помолчала.

– Мама не знает, что я не виновата в смерти Пашки. Сообщи ей об этом как-нибудь поаккуратнее, ладно?

– Ты не сказала матери? – поразился Макар.

– Ей это вряд ли бы понравилось.

Илюшин окончательно перестал что-либо понимать. Далеко в Литвиновке Яна Тишко, правильно истолковав его молчание, тяжело вздохнула.

– Во-первых, она не поверит. Знаешь, Макар, я каждый день имею дело с собаками и кошками. С большинством из них мне приходится проводить довольно болезненные манипуляции. Я могу уговорить почти любое животное позволить воткнуть ему в лапу иглу длиной с ладонь. Но я не способна убедить собственную мать в том, что мне больше нравится хурма, чем яблоки. Она мне двадцать лет не верит и каждую неделю привозит антоновку.

Илюшин понимающе хмыкнул.

– А во-вторых, мама – человек шаблона. Она много лет жила с мыслью, что ее дочь убийца. Выстроила вокруг этого целый мир, в котором у нее была своя роль: оберегать от меня других детей, которым я могу причинить вред. Видишь ли, Макар, быть матерью убийцы довольно неприятно. Но людям свойственно в самом неприятном положении искать хоть какую-то выгоду для себя. Моя мама пятнадцать лет была ангелом-хранителем на страже мира. А ты хочешь все испортить!

Она тихонько рассмеялась. «Истерика», – сочувственно подумал Макар. Но в следующую секунду Яна Тишко совершенно спокойным голосом произнесла:

– Наверное, даже лучше, что она узнает эту новость от тебя, а не от меня. Я же чокнутая.

– Что-то я не заметил.

– Мне нет никакой веры.

– В самом деле?

– Я пью таблетки, прописанные психиатром, – пояснила Яна. – Чтобы мне не снились кошмары. Все, кто пьет таблетки, больные люди. Ты же не станешь утверждать, что здоровому будут назначать лекарство, правда?

– Железная логика, – пробормотал Макар. – Ладно, я понял. Что еще передать твоей маме?

В трубке помолчали.

– Ты мог бы передать ей, что я ее люблю, – с грустной улыбкой сказала Яна Тишко. Макар очень ясно представил ее: маленькую, лохматую, большеглазую. Наверняка стоит босиком на полу, смотрит в окно и переминается с ноги на ногу. – Но это бессмысленно. Она тебе не поверит.

– Что за чушь! – резко сказала Татьяна Тишко. – Молодой человек, вы мошенник или идиот?

– Возражаю против разделительного союза! – запротестовал Макар.

– Что?

– Почему «или»? Я вполне могу быть идиотом и мошенником одновременно.

– Какая мерзость! Убирайтесь! Я не собираюсь с вами ничего обсуждать.

– Хорошо. – Илюшин поднялся и направился к выходу из кабинета.

Он знал, что она окликнет его, не успеет он выйти. Так и случилось.

– Зачем моя дочь вас прислала?

– Ваша дочь меня не присылала, – ответил Илюшин, не оборачиваясь.

Он явно собирался уйти. Это был не блеф, и Татьяна растерялась. Она настроилась на долгую продолжительную борьбу и препирательства с этим мерзавцем, но оказалось, что сражаться вот-вот будет не с кем.

Исчезновение противника с поля боя Татьяну, как ни странно, не устраивало. На это Макар и рассчитывал.

– Вернитесь! – приказала она.

Илюшин обернулся и без улыбки посмотрел на нее.

В этот момент Татьяне впервые стало не по себе.

Когда к ней в кабинет вошел приятный молодой парень в хорошем пальто и дурацком ядовито-зеленом шарфе, она сразу поняла, что он прохиндей. Прохиндеи всегда обаятельны. Но ее их улыбочками и лучистостью не проймешь! Сам того не зная, Илюшин, не успев произнести ни одного слова, с первого же взгляда восстановил Тишкину мать против себя.

Когда-то давно Татьяна узнала, что красивые люди значительно больше преуспевают в жизни, чем их менее везучие неказистые собратья. Симпатяг охотнее берут на работу. Их бесплатно подвозят таксисты. В отеле им предлагают лучшие номера. Покупают ли они молоко в продуктовом или бегают кросс на стадионе, им постоянно достается приз зрительских симпатий.

Это открытие потрясло и возмутило ее. Жизнь и без того слишком несправедлива, чтобы усугублять положение дел подобной дискриминацией! В меру своих сил она станет это исправлять.