Галина Романова - Большие проблемы маленькой блондинки

— Мы?! С тобой?! Недельку?! Другую?!

Он именно так и говорил, втискивая по огромному вопросительному знаку между каждым своим словом. Огромному такому, жирному вопросительному знаку, который округлой головкой упирался в ствол такого же жирного восклицательного.

— Да, а что? Ты не готов так сразу? — ее несло на крыльях глупой безнадежности. — Зачем тогда позвонил неделю назад? Зачем на обед сейчас приглашаешь? Не поверю ни за что, что для деловой беседы.

— Если даже и так, что такого, — огрызнулся он, но беззлобно, скорее озабоченно.

— Для того, чтобы звонить, нужен повод, так?

— Допустим.

— Вот я и допускаю, что позвонил ты мне по той простой причине, что все еще маешься чувством ущемленного самолюбия. Это, кстати, плохой вариант моих рассуждений.

— Есть и хороший? — снова яду в голосе на трехлитровую банку.

— Ага! Сказать?

— Валяй!

— А хороший вариант — это тот, что ты меня по-прежнему хочешь. Потому и предлагаю тебе уехать куда-нибудь на пару недель. К чему тратить время и деньги на долгое окучивание, обеды, цветы… Финал-то один. — Она немного помолчала и, не дождавшись ответа, закончила с горечью: — Или я что-то перепутала снова, а? У тебя и в самом деле ко мне чисто деловой интерес?

Виталий молчал непозволительно долго. За это время она десять раз могла бы положить трубку и снова застыть в позе опечаленного Сфинкса, только что раздавленного подозрениями и участью брошенной жены. Он чем-то гремел, чем-то щелкал, чертыхался и ворчал неразличимо. Потом все же произнес:

— Ничего ты не перепутала, Жанка! Ничего!!! Я по-прежнему хочу тебя, выходи на улицу, я в машине под твоими окнами.

Виталя, Виталик, Витальча…

Она любила его когда-то. Вернее, думала, что любит, и счастливо пребывала в подобной уверенности до тех самых пор, пока ее не охмурил Женька Масютин.

Правда, она, в отличие от Витальки, не считала, что Масютин ее охмуряет. Наверное, поэтому Виталя всячески стремился оградить их от общения друг с другом. Стоически выдерживал ее недовольство, когда она вдруг в самый последний момент могла передумать и отказаться от приглашения на вечеринку или от похода в театр или кино. Спокойно сносил ее слезы, когда ему вдруг взбрело в голову перенести воскресный выезд за город на следующие выходные.

Держал руку на пульсе, как говорится, и не расслаблялся. Особенно когда в непосредственной близости начинал балагурить Масютин.

Расслабился Виталик лишь однажды, и, как оказалось впоследствии, зря.

Это были… Это были те несколько дней перед их бракосочетанием — ее и Виталика.

Жанна до сих пор не могла понять, как все это могло произойти тогда. Сначала спонтанно возникший спор из-за того, кто кому подходит и кому с кем следует уживаться. Потом пятиминутная ссора с неизменным надуванием губ и желанием остаться в одиночестве. Следом часовой подхалимаж Виталика, который только что на уши не вставал, лишь бы снискать ее расположение.

И вот как-то все шло-шло само собой. Все, как обычно, безо всяких отклонений в сторону. Сначала она тихонько улыбнулась, потом позволила себя приобнять, следом даровала всепрощающий поцелуй. А закончилось неожиданно тем, что они впопыхах забежали в ЗАГС, причем перед самым его закрытием. И впопыхах, давясь от непонятного судорожного какого-то смеха, заполнили бланки заявлений на регистрацию брака.

Потом так же бегом выскочили оттуда, рассмеялись в полный голос и, не останавливаясь, помчались к ее родителям рассказывать.

Папа был счастлив. Мама расплакалась, поцеловав Виталика в начинающую лысеть макушку. А Жанна не знала, как ей сейчас надлежит выглядеть, потому что ничего в тот момент, кроме растерянности, не испытывала.

Что она только что сделала?! Подала заявление в ЗАГС, кажется. Так принято. А зачем, собственно?!

Ну да, они давно знакомы. Вместе ходили в школу, потому что жили в соседних подъездах. Вместе потом посещали лекции в институте и даже вместе подумывали о написании докторской. Спорили над темами тоже вместе. Но вот… любит ли она его?! Казалось, что да. Он всегда под рукой, удобный такой, ненавязчивый. Всегда с ней нежен, никогда ни к чему не принуждает. И если она сказала, что сегодня не расположена оставаться у него дольше положенного времени, значит, он шел провожать ее до двери шестого этажа, что располагалась в соседнем подъезде. Шел молча, подавив в себе все инстинкты и желания. Она тогда почти не задумывалась, что порой причиняла Виталику просто физические мучения, доводя до исступления, а потом отталкивая. Поняла много позже, просветившись со своим многоопытным Женечкой Масютиным.

— Жанна, что-то не так? Ты не выглядишь счастливой, детка? Может, ты поторопилась?.. Может, стоит еще немного подумать?..

Эти вопросы она слышала от родителей весь последующий месяц, который проскочил, будто день один. Она заведенной куклой моталась с Виталиком и родителями по магазинам, мерила платья, шляпы, туфли, нанизывала на пальцы кольца, белоснежные тончайшие перчатки, учила какие-то нелепые тексты поздравлений и обращений. Все с каким-то отстраненным спокойствием. Будто это все игра, а не подготовка к собственной свадьбе.

Нет, все-таки наверху кто-то постоянно следит за нами. Может, это один кто-то за всеми сразу следит, а может, на каждого из нас по одному. И вот от того, насколько этому смотрящему бывает скучно или весело, у нас все и складывается. Если ему весело, то все у нас складывается просто отлично. Если скучно, грустно или гадостно, то и у нас все начинает спотыкаться через раз.

В тот день, когда Виталика его руководство вдруг решило отправить в недельную командировку перед самой свадьбой, этих небесных надсмотрщиков собралось там, видимо, как раз с чертову дюжину по одну ее, Жаннину, душу. Они там, наверное, спорили, вздорили, голосовали, возможно, а потом все же пришли к единому мнению.

Короче, Виталик в командировку уехал. В этот же день отца вызвали в соседний район на сложнейшую операцию, мать отправилась следом, поскольку всегда его сопровождала. Жанна осталась одна.

Она полдня блуждала по огромной родительской квартире. С изумлением рассматривала коробки, свертки, шуршала упаковками. Все это были либо подарки, либо ее приданое, либо предметы ее туалета. Потом раза четыре подходила к свадебному платью, которое своими громоздкими кринолинами заняло половину гостевой комнаты. Трогала нежнейшую ткань, чуть отступала и снова смотрела с удивлением.

Это все ее?! Неужели? А зачем? Замуж собралась? Кажется, да. Непонятно как-то!

В подобном состоянии изумленного ничегонеделания Жанна пробыла до самого вечера.

Пару раз поговорила по телефону с Виталиком. Он, бедный, очень переживал, очень! И что оставил ее одну, и что прямо накануне свадьбы, и что, кажется, не успеет сказать ей много важного и нужного, что собирался сказать именно на этой неделе. Потом позвонили родители и тоже очень долго сокрушались, что пришлось оставить ее в одиночестве. Что-то там у отца пошло не так с его пациентом, и задержка одного дня грозила вылиться в недельную.