Аманда Стивенс - Реставратор

Я заставила себя остаться у окна, словно случайно выглянула в сад. Но в ту секунду, как мой взгляд скользнул в сторону от призрачного ребёнка, я почувствовала её раздражение. Недовольство.

Прежде чем я успела обдумать происходящее, девочка вышла из тени в поток лунного света, и у меня перехватило дыхание. Она была самым красивым, утончённым созданием, которое я когда-либо видела.

Окружённая призрачной аурой, ее кожа словно сияла изнутри, а волосы казались кудрявой гривой цвета воронова крыла. Из одежды на ней было милое синее платьице с веточкой жасмина, приколотой к поясу. Призрак подняла руку и указала на окно, за которым я стояла дрожа, и на её пальчике блеснуло крохотное колечко.

Её намерение было ясно.

Она знала, что я там.

Знала, что я видела её.

И она сообщала мне, что она знает.

Никогда прежде я не контактировала с призраком. Как это могло произойти, когда я неукоснительно соблюдала отцовские правила?

Так или иначе, всё изменилось. Правила нарушены, а я даже не понимаю каким образом.

Меня захлестнули эмоции. Водоворот смятения. Ощущение длилось лишь мгновение, а затем помрачение прошло.

Призрак опустила руку, ушла в тень и медленно растворилась в тумане.

Следующим утром я проснулась в рассветной полутьме. Почти шесть часов утра, ещё целый час до звонка будильника, но тем не менее я его выключила. Воспоминания о событиях прошлого вечера нахлынули волной, и я прикрыла глаза рукой.

Возможно, из-за того, что я ещё не до конца проснулась, всё казалось немного расплывчатым. Выкопанный труп на кладбище. Визит призрачного ребёнка. Даже моя странная реакция на Джона Девлина.

Я перекатилась на бок и посмотрела в сторону окна, подумав, что позже нужно обязательно позвонить матери. Я знала, что она будет волноваться, услышав в новостях о находке на «Дубовой роще», но боялась, что мой голос выдаст слишком многое, если в разговоре всплывёт имя Девлина. Да и как я могла объяснить то, что сама не понимала? Его преследуют призраки, отсюда табу, и значит, часть общего очарования можно списать на ситуацию. Но я спрашивала себя, нет ли здесь чего-то большего. Почему он нервировал меня даже без призраков?

Вчера вечером он мне приснился. Мне редко снились мужчины, даже те, с которыми я встречалась. Ничего символического или эротического, просто череда странных сценок, которые возбудили и так уже нездоровое любопытство.

Конечно, будь я мудрее, то полностью бы выбросила мысли о Девлине из головы. Я сделала, как он просил, и теперь нет никаких причин для дальнейшего общения. Если мы снова встретимся, я должна возвести эффективную защиту, потому что не могу рисковать. Что, если в следующий раз призрачной девочке удастся пройти дальше сада? Мысль о бреши пугала меня, но даже в этом случае я не могла отрицать, что прошлый вечер был более чем будоражащим. Встреча с Девлином перевернула мой безопасный небольшой мирок. Мне было что обдумать, пока я одевалась и спускалась к почтовому ящику за газетой.

Находка на «Дубовой роще» попала на первую полосу «Пост энд Курье». Я просмотрела статью, сидя за кухонной стойкой и потягивая сок из стакана. Деталей дали очень мало, но, как Девлин и предупреждал, в официальном заявлении университета Камилла Эшби упомянула меня как «опытного консультанта», принимающего участие в расследование, дабы защитить историческую целостность кладбища. Не совсем то, что я делала, но близко.

Свернув газету, я отложила её в сторону и отправилась на ежедневную прогулку, на юг от Рутледж-авеню. Пройдя два квартала, повернула на восток, где из-за горизонта уже показались первые лучи солнца. Лёгкий бриз покачивал ветви пальметто и разносил аромат цветов магнолии, которые, точно голуби, устроившиеся на ночлег в гнезде, цвели среди тёмных блестящих листьев.

Утром, когда призраки уже убралась обратно за завесу, я не могла вообразить места прекраснее. Святой город. Некоторые назвали его так из-за огромного числа церковных шпилей, испещряющих низкую линию горизонта. Чарльстон — это кусочек старого Юга, особое состояние души, пышный пейзаж потерянных мечтаний. Всюду, куда бы я ни бросила взор, куда бы ни пошла, меня окутывало прошлое.

Я жила в городе только шесть месяцев, но у меня здесь глубокие корни. Моя мать родилась и выросла в Чарльстоне. Она покинула дом детства, чтобы выйти замуж за моего отца четыре десятилетия назад, но до конца осталась верной дочерью этого города. Она и её сестра Линроз выросли в уютном домике в историческом районе. Их родители, оба учителя по профессии, много читали и путешествовали, но их приверженность традициям и тонкость вкуса не помешали семье общаться с представителями низших классов.

В отличие от семьи матери, отец рос в горах Северной Каролины, у Голубого хребта [12] Голубой хребет — цепь горных хребтов и массивов на востоке США, вдоль юго-восточной окраины Аппалачей. Протяжённость гор составляет более 1000 км. Наиболее высокая вершина — гора Митчелл (2037 м). . В глазах джентри, живущих к югу от Брод-стрит, он был всего лишь жалким отбросом. В 1960-ых в сегрегированном Чарльстоне происхождение папа́ ставило его только на одну или две ступеньки выше темнокожих, вместе с которыми он ухаживал за садом у церкви Св. Михаила, пока не женился.

Как и мои бабушка с дедушкой по материнской линии, я образована и много путешествую. Получила степень бакалавра в области антропологии в университете Южной Каролины в двадцать лет — что ещё мне оставалась делать, кроме как учиться? — и учёную степень в области археологии в университете Северной Каролины в Чапел-Хилле. Я член американского Института консервации исторических и художественных ценностей, Юго-восточной региональной ассоциации консервации, Ассоциации по исследованию могильных камней и Союза по сохранению исторического пейзажа. Я веду своё дело и уважаема как настоящий профессионал, а из-за того вирусного видео на YouTube стала ещё и небольшой знаменитостью среди чарльстонских тафофилов и охотников за приведениями. Но, несмотря на достоинства и мимолётную славу, часть вымирающей аристократии Чарльстона никогда не примет меня в свои круги из-за низкого происхождения моего отца.

Однако это меня нисколечко не беспокоило.

Я гордилась наследием папа́, но мне всё равно оставалась интересно, как ему и моей матери удалось встретиться и полюбить друг друга, несмотря на разделявшую их социальную пропасть. За все годы мои вопросы к родителям были встречены лишь неопределёнными ответами и увиливанием.

Я получила только одну подсказку — и то только потому, что подслушала разговор между матерью и тётей Линроз, когда она навестила нас в Тринити, небольшом городке к северу от Чарльстона, где мы жили, пока отец работал смотрителем на кладбище округа. Каждый вечер две сестры садились на крыльцо перед домом и пили сладкий чай из высоких матовых стаканов, а сумерки нежно окутывали их, точно шёлковый шарф, который они накидывали себе на волосы.