Аманда Стивенс - Реставратор

Однако несмотря на ворчание, она казалась весьма счастливой, и я почувствовала глубокую привязанность между ней и её бабушкой, Эсси.

В конце дороги располагалось крошечное поселение: дощатые дома в окружении груды покрышек, брошенных машин и сборной солянки из ржавой техники. Все дома были одноэтажными и возвышались над землёй на деревянных сваях.

Когда мы проходили мимо первого дома, я увидела девочку лет четырнадцати, она выглядывала на нас из-за тени просевшего крыльца. Рапсодия помахала ей, но девочка встала и поспешила внутрь дома.

— Это Тай-Тай, — объяснила Рапсодия. — Она не любит, когда я смотрю на неё.

— Почему?

— Она меня боится.

— С чего ей тебя бояться?

— Бабушка — знахарка, а я единственная девочка в семье, — загадочно ответила она.

Эсси что-то пробормотала себе под нос — предостережение, наверное, — но Рапсодия беспечно пропустила его мимо ушей.

— Тай-Тай заявляет, что я подмешала что-то в её пепси, чтобы у неё выпали волосы, но я этого не делала. Хотя могла, если бы захотела.

И она откинула свою роскошную гриву со всей вальяжностью, на которую была способна десятилетняя девочка. А её, в случае Рапсодии, было довольно много.

— Одна мал’кяя бар’сня залиш’ться сёх’ня без вечеря, — предупредила Эсси.

— Прости, бабуля, — с раскаянием произнесла Рапсодия, но бросила на меня хитрую ухмылку и пнула камень в сторону дома Тай-Тай.

Когда мы проходили мимо следующего дома, во дворе залилась душераздирающим воем привязанная к конуре собачонка. Эсси подняла руку, и пёс умолк. Наступила гробовая тишина, как на кладбище.

— Бабушкин дом там. — Рапсодия указала на крошечный белый коттедж в конце дороги. Его с лёгкостью можно было назвать самым красивым домом в районе. Рядом был разбит ухоженный сад, на бельевой верёвке хлопало свежее бельё.

Мы поднялись по бетонным ступенькам и прошли по крыльцу с дощатым полом и голубым потолком — цвет неба по традиции галла отпугивает ос и призраков — в узкий холл, где пахло шалфеем и лимонной вербеной. Я сразу приметила три вещи: отвёрнутое к стене зеркало, соломенную метлу, стоящую прямо в дверном проёме, и узор из ракушек в виде ангельских крыльев поперёк скамеечки.

Эсси захлопотала на кухне, оставив Рапсодию показывать мне уютную гостиную, где каждый сантиметр стола был украшен самыми великолепными плетёными корзиночками, которые я когда-либо видела. Когда я похвалила работу мастера, Рапсодия безразлично пожала плечами:

— Всё это старьё? Бабушка его постоянно делает.

Большего безразличия и выразить было нельзя.

Она махнула рукой в сторону стены с выцветшими портретами.

— Эти люди — мои родственники, только не спрашивайте их имена. Они уже давно умерли. Бабушка говорит, что мы, Гудуинз, имеем привычку умирать молодыми. За исключением её, по-моему. Наверное, мы прокляты или что-то типа того.

Её бабушка, сказала она, на самом деле её прабабушка. Её отец и Мариама были двоюродными родственниками, но скорее напоминали брата и сестру, так как оба росли у Эсси.

— Что ты имела в виду, сказав, что твоя бабушка — знахарка?

— Она ведьма, — ответила Рапсодия и так же лукаво улыбнулась, как и раньше. — А так как я осталась единственной девочкой в семье, то буду её помощницей. Вот почему я здесь на лето. Так я смогу научиться колдовать.

— Сиа! Трымай яс’к за зубями!

Эсси подошла так тихо, что мы с Рапсодией подпрыгнули и повернулись в сторону двери. Эсси несла нам поднос с кувшином сладкого чая, три стакана и тарелку с кунжутным печеньем.

Прежде чем кто-либо из нас успел предложить ей помощь, она повернулась и скрылась в крошечной прихожей. Через секунду хлопнула дверь.

Мы с Рапсодией последовали за Эсси на веранду, где она устроилась в старинном тростниковом кресле-качалке и налила нам по стакану чая, прервавшись на секунду, только чтобы схватить Рапсодию за руку, когда та потянулась за печеньем.

Эсси протянула тарелку мне, и я взяла печенюшку, потому что чувствовала, будет ужасно невежливым отказать. Кроме того, мне нравилось кунжутное печенье. Оно, как говорят, приносит удачу.

Я села на верхнюю ступеньку, а Рапсодия опасно расположилась на хлипких перилах.

В чае чувствовался вкус мёда, лимона и капельки апельсина. Он был сладкий и вкусный, как делает моя мама.

Пока мы с Рапсодией грызли печенье и потягивали чай, Эсси смотрела в небо. Солнце наконец-то вышло из-за туч, и стоило ветру утихнуть, как стало жарче. Я прижала холодное стекло к лицу и спросила себя, как бы заговорить о Шани.

Спустя какое-то время я начала тонуть в сиропообразном тепле. Наклонилась поставить пустой бокал на поднос Эсси рядом с её креслом, а когда выпрямилась, крыльцо начало вращаться перед глазами. Я охнула и вцепилась в столб для поддержки.

Рапсодия спрыгнула с перил и присела передо мной, вглядываясь в моё лицо.

— Что с вами?

— У меня кружится голова...

Она положила ладонь на мой лоб.

— Ей плохо, бабуля. Может, дать ей настой иммортелии.

Внезапно я почувствовала острую необходимость уйти отсюда. Попыталась подняться, но крыльцо закрутилась ещё быстрее.

Рапсодия положила руки на мои плечи и прижала спиной к полу.

Я очнулась c раскалывающейся головой.

C огромным усилием открыла глаза. Перед взором маячили размытые лица.

— Она пришла в себя, — сказал кто-то. Кажется, Рапсодия.

Я попыталась встать, но вместо этого еще глубже провалилась в нечто мягкое, что смягчило мое падение.

— А она точно её видит, бабуль?

— Точна.

Я узнала голос Эсси. Как ни странно, теперь я её отлично понимала. Словно она изменила манеру говорить, или я начала привыкать к её диалекту. Не знаю.

— Ты можешь её вылечить?

— Ни, дитятко. Ни одын корень не вылечит эту барышню. Вона зачарована. Вона побывала на той стороне. Пересекла завису и вернулась, и теперь её душа не знае, какому свиту принадлежит.

— Так вот почему она может видеть Шани?

— Думаю, так.

Повисло долгое молчание. Мне показалось, будто кто-то помахал рукой перед моим лицом. Запахло чем-то сладким и едким.

— Что-то не так, бабуля? Что ты видишь?

Ещё одна пауза. Ещё один странный запах.

— Некто идэ за этой барышней. Душа у него чорна, как полночь, и шествует он среди мертвецов.

Я пыталась спросить, что она имеет в виду, но не смогла заговорить. Язык словно распух, а губы отказывались шевелиться.

Глаза закрылись, голоса утихли.

Во второй раз я уже очнулась без тумана в голове, и только слабая пульсация в висках напоминала, что мне было дурно.

Я мгновенно поняла, где нахожусь — в доме Эсси, на кровати в комнате, которая когда-то принадлежала Мариаме.