Татьяна Устинова - Мой личный враг

Слеза капнула в чашку, которую Александра старательно терла под краном.

- Я не понял, - сказал Филипп, - при чем тут ботинки?

- Не нужно мне никаких подарков, - злым голосом сказала она. - Дай мне денег на починку ботинок, и все.

Зашуршала газета, он поднялся. С замершим сердцем Александра ждала. Он протопал в коридор и оттуда громко сказал:

- Я не могу ничего отменить. Слышишь, Алекс?

- Пошел к черту, - сквозь стиснутые зубы произнесла она, но так, чтобы он не слышал, и с мстительным стуком сунула его чашку на полку.

Он подошел сзади и укусил ее за шею, довольно сильно.

- Ты что, больной?! - взвизгнула Александра, поворачиваясь. Он был уже в куртке и очках, загадочно поблескивающих.

- Деньги, по традиции, на пианино, - сообщил он. - Пока.

- Пока, - пробормотала красная как рак Александра.

Он уже был в дверях, когда в кармане у него зазвонил мобильный.

- Алло! - сказал он, поворачивая ключ.

- Фил, это я, - озабоченно откликнулся знакомый голос. Только один человек называл его Филом.

- Ну что? - спросил Филипп.

- Ничего утешительного, - сказал голос. - Можешь подъехать?

- Так я и знал, - пробормотал Филипп. - Когда?

Фильм был доделан и сдан Свете Морозовой за два дня до Нового года. Филипп давно улетел, и от него не было ни слуху ни духу. Почему она решила, что он непременно будет звонить? Дура, сказочница, ругала она себя. Ты думаешь, если он с тобой спит и, кажется, даже получает от этого удовольствие, значит, ты ему нужна? Или он тебе нужен? Уехал - и слава богу! Меньше народу - больше кислороду.

Мне не нужны никакие мужики, с уходом Андрея я перестала им доверять, и неизвестно, когда теперь вновь воспрянет мое надломленное "я". Хотя...

Разве Андрей был мужиком? Так, какое-то существо, капризное, недовольное, зависимое... Слизняк в дорогих брюках...

Позвольте, но я чуть не умерла, когда он меня бросил.

Ты чуть не умерла вовсе не из-за него, а от того, что он бросил тебя как-то особенно подло. Отвратительно подло. Тебе бы радоваться, что он тебя бросил. Умница, молодец, как это он догадался! Если б не он, такой решительный, и его новая любовь, еще более решительная, ты прожила бы с ним всю жизнь, терпела бы его подлости, боялась бы его взгляда, прощала бы ему все капризы и издевательства... Ты же слабая. Слабая и трусливая. У тебя не хватило бы характера развестись с ним, даже если бы ты в конце концов все про него поняла.

"Нечего о них думать, - злилась на себя Александра, - да еще сравнивать их друг с другом. И без них забот полон рот. Фильм сдала, работы опять нет, денег тоже нет, история с Иваном еще не закончена. Пока все тихо, но неизвестно, что будет дальше..."

Она шла по Тверской, намереваясь дойти до "Маяковки", сесть на метро и вернуться к себе на "Сокол". Был ранний вечер, всего четыре часа - она специально посмотрела на часы, - но уже стемнело, и это ее угнетало.

В магазинах, полных предновогодних вещей, толпились люди.

В витринах, шикарно и по-иностранному украшенных, вовсю буйствовало Рождество. Искусственные елки, в миллион раз краше настоящих, сверкали почти натуральным снегом, водопадами огней, многажды отраженными друг в друге громадными шарами на золотых, белых, синих бантах... Зимние коллекции сочетали в себе теплый уют и неброскую элегантность. Крошечные женские головки приникали к меховым воротникам почти с живой нежностью.

В ювелирном магазине творилось нечто невообразимое. Озабоченные мужчины в длинных кашемировых пальто тыкали мобильными телефонами в раскрытые атласные коробочки, из которых брызгал во все стороны острый ледяной свет, и требовали показать им то одно, то другое. В кассу стояла очередь.

В "Елисеевском" было как в метро в час пик - не войти и не выйти, в дверях затор.

То и дело попадались озабоченные дяденьки со спеленутыми елками в руках и на плечах. Машины у магазинов стояли в два ряда, и никто не слушал осипшего гаишника, пытающегося навести порядок...

Ах, как Александра любила Новый год! Не было в году праздника лучше. Когда она, маленькая, играла в куклы, у ее кукольной семьи все праздники были Новый год.

Даже в свои двадцать пять лет Александра все еще свято верила, что этот праздник - волшебный. Она совершенно точно знала, что желание, загаданное с двенадцатым ударом колокола, обязательно сбудется, а в душистой глубине елки, пахнущей хвоей, детством, счастьем, живут тролли, которые - конечно же! приготовят ей подарок.

Она всегда была чрезвычайно озабочена добычей этого необыкновенного дерева, и бабушка, как ни странно, разделяла ее заботы.

Баба Клава выстаивала за елкой огромные очереди - в Москву почему-то завозили раз в тридцать меньше елок, чем требовалось, - а потом они с маленькой Александрой везли ее на санках, иногда издалека, за несколько километров, смотря по тому, где был елочный базар. Они привозили ее и отдыхали у подъезда, обе очень гордые собой, и отвечали на взволнованные вопросы соседей по поводу елки с сознанием своего превосходства, а потом тащили ее на четвертый этаж, потому что в обычный лифт она не входила, а грузового в старом доме, конечно, не было. И баба Клава, ненавидевшая малейший беспорядок, никогда не ругалась, если с елки на пол натекала лужица растаявшего снега или сыпались упругие зеленые иголки.

И тролли никогда не подводили.

Подарков всегда было два - от бабушки и от троллей. От бабушки что-нибудь очень практичное, но веселое. Например, новое платье с кружевами, или носки с забавными кисточками, или шапка с необыкновенным помпоном - когда и как бабушка успевала все это сшить и связать, Александра не представляла.

Тролли придумывали что-нибудь "для души": новую куклу, необыкновенной, завораживающей красоты пластмассовые бусы, шкатулку с секретом, маленькие, с палец, фигурки жениха и невесты в настоящих нарядах...

Господи, что это были за подарки и что за праздник! Александра вспоминала его потом целый год и с замиранием сердца ждала следующего...

Те игрушки стояли в кладовке, задвинутые на самую верхнюю полку, и Александра уже проверила их сохранность.

Елками торговали теперь везде и без всяких очередей. У Александры было немного денег, и она рассчитала, что на елку, мандарины, кусок буженины и бутылку шампанского ей вполне хватит. И даже останется немного, чтобы дожить до возвращения Филиппа. Если он вернется, конечно.

Мысль о том, что он может не вернуться, ужасала ее. Александра твердо решила не думать об этом, но опасливая мыслишка время от времени возникала в глубине сознания и обнаруживала себя, как утопленник, всплывающий вдруг на поверхность заросшего пруда.

Вот и сейчас она шла и опять размышляла о том же.

В конце концов, Филипп ей ничем не обязан. Возможно, у него изменились планы - а они вполне могли измениться: мало ли кто ждет его в Париже, - и он не вернется. Он имеет на это право, у них всего лишь фиктивный брак. Нет, не фиктивный, а как раз настоящий, но временный и по расчету. Значит...