Татьяна Устинова - Мой личный враг

- Любите вы нас поучить, - нарушила молчание Александра, внезапно почувствовав острую обиду "за державу". - Все-то вы, иностранцы, знаете. Хотя это просто смешно - делать какие-то выводы, прожив полгода в Москве. У вас уже триста лет порядок, а мы, между прочим, спасли Европу от татаро-монгольского ига.

Филипп внезапно захохотал, чем испугал Александру. Она сердито посмотрела ему в лицо-и что, интересно, хохочет? Но, подумав, засмеялась и сама.

- Господи, и что это мы об этом заговорили?

- Не знаю. - Филипп снова притянул ее к себе. - Я думаю, ничего особенного не произойдет, если ты на время перестанешь морочить себе голову работой и съездишь со мной во Францию.

- Конечно, - ответила она и вздохнула. - Все равно я пока никому не нужна...

- Вот именно, - задумчиво проговорил Филипп.

Они долго лежали молча, думая каждый о своем, и уснули поздно, привычно обнявшись под теплым одеялом.

Ночью выключили отопление, и Александра встала, чтобы достать второе одеяло. Подсунув холодные пятки под горячие мужнины ноги, она стала думать о Париже, истово, напряженно, - а вдруг сила мысли поможет реализовать его план, и она увидит этот удивительный город, о котором столько читала. Они будут гулять по Елисейским Полям и Люксембургскому саду, обязательно посидят на лавочке в квартале Вогез и отыщут окна квартиры, некогда принадлежавшей Гюго... А за это время решатся все ее проблемы. Сами собой.

Александра теснее прижалась к своему мужу. Как хорошо, что когда-то, давным-давно, она догадалась сделать ему предложение!

И провались пропадом все ее подозрения, которые он так и не опроверг!..

В Потаповском переулке царило уныние - вернувшись из санатория, Александра сообщила девицам, что, возможно, поедет в Париж.

- Навсегда? - мрачно спросила Лада.

- Да нет, конечно! - воскликнула Александра. - На неделю, наверное. Да и это еще неизвестно...

Лада подняла глаза на Машу и спросила:

- А ты как думаешь, а?

- Да все, по-моему, ясно, - как-то непонятно ответила Маша. - К этому давно шло...

- Что - шло? - раздражаясь, спросила Александра. - Что?

Маша печально вздохнула и подошла к окну, за которым дотлевала слякотная зима. Было сумрачно, маятно, мокро. Галки кричали, как на кладбище. Мокрые ветки деревьев четко вырисовывались на фоне серого неба.

Тоска, тоска...

- Мы рады, что у тебя все сложилось с этим... Филиппом, - сказала Маша, не поворачиваясь. - Мы рады, что ты его нашла, и что он тебе нужен, и ты ему нужна. Наверное, это первая твоя удача в жизни. Я горжусь, что подкинула тебе эту идею. - Она улыбнулась. - И очень хорошо, что ты уезжаешь, ведь еще ничего не кончилось, и за тобой, возможно, опять откроют охоту. Но нам грустно, потому что ты - наш лучший друг, а он увезет тебя скорее всего навсегда.

- Ты что, сдурела? - недоуменно спросила Александра. - Он сказал - на неделю.

- Мало ли что он сказал, - отозвалась Лада с дивана. - Мы же не слепые. И не глухие. Хотя уезжать тебе надо обязательно. Месяц с лишним ты проторчала под неусыпным надзором - в больнице охрана, в санатории муж, да еще друг детства Павлик наезжал, а с ним, как я понимаю, шутки совсем плохи... Так что теперь хорошо бы тебе уехать подальше и на подольше. Этот Филипп молодец, правильно придумал.

- Дамы, да он совсем не то имел в виду! - воскликнула Александра, смутно догадываясь, что все будет именно так, как они говорят. - Он даже думать не думает увозить меня навсегда!

- Еще неизвестно, как ты приживешься, в этом Париже, - не слушая ее, продолжала Маша. - Какие у него доходы? Не будешь ли голодать или подметать мусор?

- Если до этого дойдет, вернусь обратно, - мрачно сказала Александра. Что вы придумали ерунду какую?

Маша смотрела в окно, Ладка лежала на диване, Александра, сгорбившись, сидела на стуле между ними.

Все решено - вот что таилось в их молчании. Решено не ими, им остается только подчиниться. Подчиниться и начать новую жизнь - друг без друга, без любимых людей и даже без надежно устроенного будущего.

Они проиграли. Неизвестно кому, неизвестно когда и неизвестно в чем, но они проиграли. Жизнь их теперь изменится. Сами они станут другими. Залижут раны - не век же им кровоточить! - и будут жить дальше. Но уже иной жизнью - они никогда не исчезнут совсем, эти раны...

- Неужели правда, девочки? - спросила Александра плача. - Неужели правда?

- Не хнычь! - отрезала Ладка. - Без тебя мокро.

- Я не могу! - всхлипнула Александра. - Я не могу!..

- Тогда иди прогуляйся, - грубо сказала Лада. - Давай, одевайся и иди. Придешь, когда перестанешь реветь.

Александра понимала, что Ладе тяжелее, чем ей. Ее Михайлов пропал, как будто его никогда и не было. Вика явно примеривалась ее уволить, а Ладка в тоске по Михайлову даже не собиралась защищаться.

Александра тихо оделась в прихожей и побрела вниз по лестнице. Слезы туманили ей глаза, хотелось не просто плакать - громко рыдать.

Из Потаповского она свернула направо, к Маросейке.

Не уедет она навсегда, что они придумали, ей-богу! И Филипп вовсе не собирается жить с ней до конца дней своих, да еще в Париже. Конечно, ей бы этого хотелось, но тут их желания расходятся. Странно, но она не могла вспомнить, когда ей впервые пришло в голову, что она хотела бы прожить с ним всю жизнь. А как же теория о том, что она вообще никогда больше не будет доверять мужчинам? Но эта теория почему-то не касалась Филиппа - ему она доверяла. Безоговорочно.

Старательно оглянувшись по сторонам, Александра стала переходить Маросейку, как вдруг хриплый вопль ударил ей в уши:

- Назад! Назад!!

Она непроизвольно оглянулась, чтобы посмотреть, кто это так вопит, но в этот миг какая-то неведомая сила дернула ее, швырнула в сторону, и она, будто со стороны, увидела, что вся улица Маросейка - так ей показалось - в ужасе смотрит на нее, лежащую в куче мокрого заплеванного снега, а в переулок, на бешеной скорости сворачивает ободранная и грязная машина. Завизжали тормоза, машину занесло, мелькнули и погасли задние огни.

Все стихло.

- Вставай! - сказали Александре сверху, и прямо к ее физиономии протянулась рука. --Можешь встать?

Ошеломленная, еще не понявшая, что с ней произошло, Александра взглядом поднялась по этой руке до синей замызганной куртки- "молния" сломана, воротник замотан грязным шарфом, - потом, в удивлении приоткрыв рот, не мигая, уставилась на лицо. Лицо было смутно знакомым.

- Ты кто? - спросила Александра.

- Не узнаешь? - в свою очередь спросил ее спаситель и усмехнулся.

- Ну зачем ты ее выставила? - в пятый раз спрашивала расстроенная Маша. - Она теперь будет рыдать до самого дома, еще под машину попадет...

- Не попадет! - огрызнулась Лада, чувствуя себя хуже некуда. - Не могу ее скорбную рожу видеть!

- Ну и не смотрела бы. Ты же знаешь Саню: она теперь в Париж не поедет, с тобой останется. Потому что тебе без нее плохо.