Ирина Грин - Нарушенная заповедь (СИ)

– Да, – подтвердил тот.

– Так вот, мне хотелось бы, чтобы с нового года скидка была не меньше восемнадцати процентов.

– Но это невозможно! – бурно запротестовал Илья. – У вас и так самые выгодные условия в регионе.

– В регионе? – возмущенно фыркнула Кристина и припечатала: – У нас должны быть просто лучшие условия. Мы – фирма «Апогей», а не какой-то задрипанный магазинишко в спальном районе. Не хотелось бы менять поставщика – нас вполне устраивает сотрудничество с вами, но рынок диктует свои условия. Сами понимаете, если мы не будем к нему прислушиваться… – она сделала многозначительную паузу, а потом добавила: – До свиданья, Илья.

– До свиданья, Кристина Сергеевна.

Она не нажала на отбой и услышала его слова, не предназначенные для ее ушей:

– Стерва!

Да. Стерва. Вот уже пять лет она старательно культивирует в себе этот образ. Конечно, бабушкино воспитание в этом деле плохое подспорье. Но она справится. Не может не справиться. Мягкому, душевному человеку нет места в мире, где она строит свою карьеру. Сметут, затопчут, проглотят и имени не спросят. Насчет восемнадцати процентов, конечно, явный перебор, но если удастся заставить их подвинуться хотя бы на один, при сохранении имеющихся тенденций в продажах это даст дополнительный доход, – пальцы пробежались по клавишам калькулятора, – триста двадцать тысяч долларов за год! Нехило!

Кристина снова бросила взгляд на часы: до совещания – двадцать восемь минут. Вполне можно успеть перекусить. Если не поесть сейчас, то в супермаркет после работы лучше не заходить. В голодном состоянии она скупит полмагазина, потом все это съест и до поздней ночи будет терзаться раскаянием и обещать себе с понедельника начать новую жизнь. Вот только времени в обрез. Обычно обедает она в маленьком кафе в двух кварталах от офиса, с почти домашней кухней без новомодных наворотов. Но сейчас времени остается только на пару булочек из супермаркета напротив. Еще лучше кого-нибудь за ними послать, а самой пока заварить чай.

Прозвище «Мальчик» пришло в голову Кристине, когда она впервые увидела будущего шефа на собеседовании. Директор (он же владелец) компании «Апогей» Кирилл Петрович Симбирский представлялся ей брутальным мужчиной с седыми висками. Вместо этого за директорским столом в несоразмерно большом кресле (из натуральной кожи питона, как потом узнала Кристина) буквально утопал молодой человек. «Да он совсем ребенок, мальчик», – подумала Кристина, глядя на потенциального босса: небольшие карие глаза, маленький аккуратный нос, трогательно прозрачные мочки ушей и пепельная челка. Уже позднее, в процессе работы, она смогла разглядеть за этой мальчишеской внешностью силу и уверенное спокойствие взрослого мужчины. Ощущение детскости исчезло, а прозвище осталось. Впрочем, было оно сугубо сокровенным, тщательно пряталось в глубинах Кристининого сознания и вслух никогда не произносилось.

Как-то, уже на четвертом году работы в «Апогее», во время корпоративной вечеринки Кристина, будучи слегка навеселе, заявила боссу, что кресло, как бы это поудачнее выразиться, ему не совсем к лицу. Кирилл Петрович резонно возразил, что кресло стоимостью сорок пять тысяч долларов украсит любое лицо. На том и порешили.

Симбирский обожал изучать и применять на практике передовой опыт развитых стран. Он долго колебался между американской и немецкой идеологией бизнес-менеджера высшего звена, но так и не смог определиться окончательно. Поэтому в его личности в разные моменты преобладал то белозубо-улыбчивый америкэн бой, то практиш гут с возведенным в абсолют принципом «арбайтенунддисциплинен».

Вся фирма знала: если Кирилл Петрович с утра улыбается, узел галстука демократически расслаблен – сегодня победила американская модель. Босс вежлив, доброжелателен, снисходителен к маленьким слабостям сотрудников и даже может невзначай подкинуть премию за вовремя высказанную идею. Но в такие дни лучше не жаловаться на здоровье и семейно-личные неприятности. Компании нужны здоровые люди без проблем. Если же с утра босс сосредоточен, между бровями пролегла глубокая борозда – следует забыть об опозданиях, перекурах, трепе по телефону и аське.

Кирилл Петрович даже ругался не по-русски. Не опускаясь до трехэтажных маргинальных выражений, в критические моменты он ронял непривычные простому уху слова «шит» и «шайсе». Однако интонация, с которой они произносились, не позволяла сомневаться в их значении.

Конечно, Симбирский не смог бы стать тем, кем стал, применяй он забугорный опыт однозначно и бесповоротно. Были и исключения; например, он называл всех по имени-отчеству. Кристине сначала не нравилось такое обращение – казалось, отчество сразу добавляет лет десять, делает ее этакой солидной тетенькой. А потом привыкла.

Жизнь «Апогея» напоминала Кристине симфонию со сложным, но очень гармоничным внутренним строением. Иногда Мальчик пытался добавить в нее немного восточного колорита. Именно в один из таких периодов он заказал известному композитору гимн фирмы. Композитор деньги, причем немалые, получил не зря – гимн в исполнении муниципального оркестра впечатлял. Первые же ноты, призывно-пронзительные, как крик муэдзина с минарета, вызывали горячее желание отдать ради процветания «Апогея» все, что нажито непосильным трудом, а если понадобится – и жизнь. Симбирцеву хотелось, чтобы каждое утро, перед тем как приступить к работе, сотрудники исполняли этот самый гимн. Партитура оказалась довольно сложной, и Кирилл Петрович пригласил для организации ее массового изучения бывшего церковного регента.

Однако то ли регент был недостаточно опытен, то ли некоторые несознательные сотрудники специально фальшивили, дискредитируя замечательную идею шефа, но нововведение не прижилось. Гимн в записи проигрывали перед собраниями коллектива, а гонорар композитора и регента Кристина отнесла к статье, которую про себя именовала игрушками Мальчика. Туда же списывались затраты на ультрамодные мобильные телефоны, компьютеры, ноутбуки, планшеты… И на людей. Сотрудников, которых он принимал на работу с только ему известной целью, на астрономические зарплаты, а потом в одночасье увольнял.

Кристина выглянула в приемную: как по закону бутерброда, который всегда падает исключительно маслом вниз, – никого, кроме последней Мальчиковой игрушки, здоровенного мужика лет тридцати пяти по фамилии Рыбак, чья роль в фирме не была известна никому, даже всеведущему менеджеру по персоналу. Несмотря на то, что Рыбак сосредоточенно елозил по столу мышкой, Кристина готова была биться об заклад, что на мониторе сейчас какой-нибудь банальный пасьянс, на худой конец, «Сапер» или «Морской бой».