Марина Серова - Братья должны умереть

Здесь я должна пояснить: на тот случай, если мне надо было выйти на незапланированную связь с кем-то из коллег или кто-то из них, исходя из своих соображений, связывался со мной, существовали определенные правила и инструкции, следуя которым, мы имели возможность распознать друг друга среди массы «обычных» людей и без специальных пояснений убедиться, что не ошиблись адресом, не обознались, не рискуем засветиться сами или засветить другого, работающего под легендой.

Обычно все так и делали. Точнее, практически все и всегда поступали согласно инструкциям, несмотря на то, что некоторые из этих бумажек вызывали раздражение и казались ненужной перестраховкой. Однако, если человек позволял себе наплевательски отнестись к соблюдению установленных правил, он не просто нарушал приказ. Такой человек, закрыв глаза на, казалось бы, незначительную деталь, мог невольно поставить большой жирный крест на нескольких месяцах упорной работы, сорвать продуманную до мелочей акцию, и даже больше — лишиться жизни самому или того хуже — подставить под пулю другого.

В то же время некоторые правила установления контакта и выхода на связь с другим сотрудником, разработанные каким-нибудь кабинетным работником, вызывали, прямо скажем, целый спектр чувств — от простого недоумения до гомерического хохота. Нет, до подшивки журнала «Огонек» за позапрошлый год, которую надо непременно зажать под мышкой, при этом в строго определенный момент почесать правой рукой левое ухо, три раза чихнуть и повернуться на триста шестьдесят градусов против часовой стрелки, обычно дело не доходило. Но иногда, выполняя то или иное действие, благодаря которому коллега мог наверняка удостовериться, что ты — это именно ты, а не вражеский агент или случайный прохожий, ей-богу, трудно было удержаться от улыбки.

Поэтому в некоторых случаях люди, долгое время проработавшие бок о бок, позволяли себе некоторые вольности. В основном это касалось паролей. Под командой генерала Грома, кроме меня, находились еще несколько человек. Время от времени наши пути, естественно, пересекались. Иногда, приступив к выполнению разных, никоим образом не связанных друг с другом заданий, двое или трое из нас в конечном итоге оказывались в одно время в одном месте. Но большая часть коллег, прекрасно знающих друг друга по совместной работе, никогда в жизни не видели один другого в лицо. Кроме того, нередко возникали внештатные ситуации, никакими, самыми хитроумными инструкциями не предусмотренные.

Как двум сотрудникам, интересы которых столкнулись, распознать друг друга, например, по телефону или в иной подобной ситуации, если о пароле заранее не условились? Очень просто: найти что-то общее, некое обстоятельство, известное только им двоим и более никому из окружающих. Затем одному остается ненавязчиво заставить другого обратить на это обстоятельство внимание, не вызывая при этом подозрения со стороны окружающих. Использовать, конечно, можно далеко не все. Глупо было бы сказать: «Привет, Багира. Во-первых, я знаю, что ты — Багира, а никакая не Ольга Филимонова, значит, я уже наверняка свой. Во-вторых, помнишь, подруга боевая, как некоторое время назад мы вместе проводили одну интересную разработочку, там еще фигурантом был такой-то и такой-то?» Честно признаться, я вот так сразу даже не могу сказать, как бы отреагировала, услышав нечто подобное. Или посчитала бы за очень грубо сработанную, а то и демонстративную провокацию, или немедленно пришла бы к выводу, что у моего несчастного коллеги напрочь съехала крыша.

Несколько месяцев назад, оказавшись в ситуации, когда чрезвычайно необходимо было установить со мной личный и немедленный контакт, один из резидентов, не придумав ничего более оригинального, начал плести по телефону несусветную чушь по поводу грома и молний. Посторонний слушатель, наверное, решил бы, что у товарища очень уж своеобразное мировосприятие или сложности с чувством юмора. У меня же в голове тут же что-то щелкнуло, замкнулись нужные контакты и без дополнительного перевода стало понятно, что незнакомый мне гражданин говорит не о природных катаклизмах, а о моем драгоценном генерале. Дальнейшее было делом техники.

До сих пор мне неизвестно, как этот резидент выглядит, так же как до сего дня я не знаю его рабочего или настоящего имени. Чтобы как-то дифференцировать коллегу, я, не утруждая себя лишней работой мысли, прозвала его Грозовой тучкой, коротко — Тучкой. Возможно, другое созвучное теме имя, вроде Молнии или той же Грозы, звучало бы более солидно, но в тот момент неприличное склонение генеральского рабочего псевдонима рассмешило меня до слез. Тем более что в целом ситуация, в которую я тогда не по своей милости влипла, складывалась конкретно для меня скорее плачевно, нежели смешно.

Случилось это как раз здесь, в окрестностях Мурома.

Генерал Гром, когда я уже после выполнения задания делала заключительный доклад — от начальства таких инцидентов, как незапланированный выход резидента на контакт, не утаивают, — очень веселился, хотя и делал вид, что жутко недоволен. Новое имя, нечаянно данное мною резиденту, генерал полностью одобрил в качестве рабочего на случай наших с ним дальнейших контактов. Как генерал и Тучка называют меня между собой, я интересоваться не стала.

Но как бы то ни было, с тех самых пор, когда мне нужно было выйти на связь с Тучкой или наоборот — по правде говоря, сегодняшний контакт был всего лишь третьим, — мы вдохновенно рассказывали друг другу о разных невероятных природных феноменах, без зазрения совести склоняя при этом священное генеральское имя.

Обычно «узнавание» происходило на первой же фразе. В этот раз небольшая заминочка с моей стороны была вызвана тем, что, привыкнув к многочисленным звонкам, девяносто девять процентов которых были адресованы Ямскому, я как-то запамятовала, что могут позвонить и мне.

«Привет, Тучка, чертовски рада слышать твой голос», — подумала я, вслух же сказала:

— Любопытно, но я тоже люблю подобные природные явления. Особенно неравнодушна к грому. Черт возьми, да я просто с ума схожу от него!

Тучка довольно хмыкнул.

— Я рад, что ваши пристрастия не изменились. Вы, кажется, интересовались одним человеком? Он мне только что сообщил, что с радостью с вами встретится где-нибудь на свежем воздухе. Не возражаете?

«Человеком» обычно называли информаторов, «на свежем воздухе» означало, что человек не хочет встречаться на конспиративной квартире, а предпочел бы нейтральную территорию. Речь шла, конечно же, об агенте, на основании донесения которого составлялась аналитическая записка. У меня сразу же шевельнулось нехорошее предчувствие. Если осведомитель, до сих пор настаивавший на полной анонимности в своем отношении, выразил желание встретиться, наверняка что-то произошло или вот-вот может произойти.