Марина Серова - Не буди во мне зверя

Губошлеп ждал меня за дверью. Я не стала злоупотреблять его терпением и спустя несколько минут уже вышла к нему, чистая и причесанная.

Стены в коридорах, по которым мы шли, были выложены красным облицовочным кирпичом, и через каждые два метра на них располагались изящные, под старину, светильники. Пол повсеместно был устлан синтетическим покрытием под цвет стен и заглушал звуки шагов.

Помещение, куда мы направлялись, находилось в том же подвале за толстой дубовой дверью и поразило меня своей помпезностью и богатством.

Бронзовые канделябры, камин, вольтеровское кресло за антикварным письменным столом — мне еще не приходилось видеть такого шикарного кабинета. И я невольно прикинула, сколько все это может сегодня стоить.

Хозяин кабинета явно не испытывал недостатка в средствах. И судя по тому, с какой гордостью оглядел комнату мой спутник, все это принадлежало именно ему.

Окон в комнате не было. На одной из стен висел большой старинный ковер, освещалось помещение такими же, что и в коридоре, светильниками, но в отличие от тех — на самом деле бронзовыми.

В дальнем углу комнаты был сервирован на двоих низкий столик. Гостеприимным жестом Губошлеп указал мне на мягкий широкий диван и откупорил бутылку шампанского.

— Для начала немного шампанского.

Когда вино было разлито, он взял в руки бокал и произнес с улыбкой:

— За нашу встречу.

Он явно наслаждался ситуацией и не скрывал этого.

— Я не буду играть с тобой в кошки-мышки, — произнес он торжественно и высокопарно, словно собирался сделать мне предложение, — думаю, ты понимаешь, что оказалась здесь не случайно. Признаюсь, я давно об этом мечтал… да, именно мечтал, — повторил он, заметив мою скептическую реакцию на свои слова. — Да будет тебе известно, что все, о чем я мечтаю, рано или поздно сбывается. Абсолютно все. Я хотел, чтобы ты появилась здесь, и ты появилась. Хотя, признаюсь, я не думал, что это произойдет при таких неприятных обстоятельствах.

Последние слова он произнес со значением, глядя мне прямо в глаза, от чего я почувствовала себя неу — ютно.

— Но тем не менее я рад и надеюсь, что мы сумеем найти общий язык. Итак… — он поднял бокал, — за исполнение заветных желаний.

Мы выпили и закусили. Надо сказать, что и вино и закуски были самого отменного качества, а я уже и забыла, когда ела в последний раз. Поэтому не стала отказываться от угощения и ела за двоих.

— А ты почти не изменилась, — сентиментально заметил он, наблюдая за тем, как я расправляюсь с цыпленком.

— Спасибо, — кивнула я. — Ты тоже.

— Неправда, — возразил он. — Я изменился, причем довольно сильно. Зачем ты говоришь неправду?

У него был явный комплекс по поводу своей внешности. Нормальный мужик пропустил бы эту фразу мимо ушей. А этот ждал ответа.

Что я могла ответить ему? Что мне совершенно безразлично, как он выглядит? Это было правдой, но такая правда его вряд ли устроила бы.

— Мне кажется, что эти перемены тебе к лицу, — слукавила я и, видимо, попала в точку — именно это он и хотел от меня услышать.

Он моментально успокоился и подлил мне шампанского.

— Ну, и как ты жила все эти годы?

Он, судя по всему, собрался произнести все известные ему банальности, и я еле сдержалась, чтобы не ответить ему какой-нибудь пошлостью.

— По-разному, — ответила я не менее избитой фразой, но он не заметил подвоха.

«Сейчас он скажет, что вспоминал меня все эти годы», — подумала я и как в воду глядела.

— А я часто вспоминал наш… несостоявшийся роман… Ты никогда не жалела, что тогда…

— Нет, — ответила я.

И в ту же секунду слащавая улыбка исчезла с его лица.

— Ну, что же… По крайней мере — честно.

— Это было так давно… — попыталась я уйти от опасной темы.

Но мой собеседник мне этого не позволил.

— А я ведь на самом деле тебя любил. И ради тебя был готов на все.

— Вот как?

— А ты не догадывалась?

Последний вопрос прозвучал довольно грубо, Губошлеп явно заводился. И я ответила демонстративно холодно и твердо:

— Я не думала, что это было для тебя так серьезно.

Мне второй раз в жизни показалось, что он собирается меня ударить. Но он действительно изменился за эти годы. И не только внешне.

— Ну да кто старое помянет… — неожиданно улыбнулся он. — Давай лучше выпьем.

Есть мне уже не хотелось, а пить тем более, но я не показала виду и взяла бокал.

— За что теперь? — спросила я в тон ему.

— За наше будущее.

Ответ был недвусмысленным и, мягко говоря, мне не понравился.

— За будущее не пьют… — попыталась возразить я.

— А мы выпьем, — перебил он меня и призывно поднял бокал.

И эти слова прозвучали как ультиматум или даже приказ. Что мне оставалось делать? Выплеснуть содержимое бокала в его надменную рожу? Я предпочла до времени не демонстрировать своих чувств и ответила почти нежно:

— Как скажешь.

Я тоже многому научилась за эти годы.

— Так-то лучше.

Он выглядел, словно укротитель, добившийся послушания от опасного хищника.

— А ты меня удивляешь… — молвил он после небольшой паузы и в ответ на мой вопросительный взгляд пояснил: — Ни о чем не спрашиваешь, не задаешь вопросов. А у самой, поди, язык чешется…

Он нежно погладил рукой бородку и ухмыльнулся с довольным видом. И я поняла, что ему самому не терпится поделиться со мной кое-какими секретами.

В этой игре в молчанку я победила. Он первым заговорил на заветную тему.

— Думаю, что вряд ли получила бы на них исчерпывающие ответы.

— Это почему же? — сделал он изумленные глаза.

— Насколько я понимаю, ты избегаешь утечки информации.

— А никакой утечки и не будет.

— Ты собираешься взять с меня подписку о неразглашении?

— Зачем? — снова изобразил он удивление. — В ней не будет нужды. Ты никогда не сможешь использовать эту информацию за стенами моего… богоугодного заведения.

— Это почему же? Мне никто не поверит?

Прежде чем ответить, Губошлеп положил в рот крупную маслину и, раскусив ее, смаковал некоторое время с видом знатока и ценителя.

— Все очень просто, — наконец разродился он. — Я не боюсь этого потому, что ты никогда отсюда не выйдешь.

Вынув изо рта косточку, он аккуратно положил ее на краешек тарелки и вытер губы белоснежной салфеткой.

Наступил момент истины, если я правильно понимаю эти слова. Мой враг, а именно так я теперь воспринимала бывшего однокашника, собирался открыть мне карты и, судя по его виду, имел на руках «десять без прикупа».

— Говорю это для того, чтобы у тебя не было иллюзий, — продолжил Губошлеп.

Несмотря на всю серьезность ситуации и солидную внешность оппонента, я продолжала воспринимать его как Губошлепа. И мысленно называла его этим пренебрежительным прозвищем.