Марина Серова - На ловца и зверь бежит

— Не правда ли, странное совпадение: обе летим из Парижа, обе из Тарасова, обеих зовут Татьянами… — коралловая улыбка моей собеседницы обнажила ослепительный ряд фарфоровых зубов.

Любое совпадение в нашем мире упущенных возможностей действительно кажется странным, как будто еще раз на практике подтверждается сумасшедшая гипотеза о пересечении двух параллельных прямых. Моя попутчица усердно налегала на красное вино, которым ее снабжала предупредительно-любезная стюардесса.

Поначалу тихая и задумчивая, почти отрешенная, она становилась все более разговорчивей, хотя стиль ее общения диктовался не столько желанием обменяться мудрыми или вздорными наблюдениями, оценками, точками зрения, сколько стремлением выглядеть в глазах собеседника неразрешимой загадкой. И тем не менее это была ходячая Мона Лиза, супер-Джоконда, ибо улыбались не только ее глаза и рот, улыбалось все ее тело, сильное и холеное, ее точеные запястья в золотой паутине браслетов, ее колени и негромкий, но глубокий голос, который не раздевал слова до звонкой наготы, но точно пеленал и укутывал их в бесцветную вату равнодушия.

— А чем вы, собственно, занимаетесь?

Моя соседка попыталась проявить ко мне интерес, но я чувствовала, что в ее замутненном алкоголем сознании я пребывала в качестве неброского пятна.

— Ничем из ряда вон выходящим, собираю информацию для одной фирмы.

— Доходное дело? — моя собеседница, очевидно, утвердилась в намерении продолжать словесный пинг-понг.

В ответ я лишь неловко улыбнулась и неопределенно пожала плечами: мол, день на день не приходится. Она понимающе взглянула на меня и, извинившись, встала, что позволило мне оценить всю зрелую красоту ее фигуры: тонкая талия, пышная грудь, крутой изгиб бедер. Узкая черная юбка так плотно облегала ее соблазнительные ягодицы, что казалось, вот-вот лопнет по швам. Пользуясь счастливым случаем поделиться своим горьким жизненным опытом и загубленными сладкими иллюзиями с незнакомым, в первый и, вероятно, в последний раз увиденным человеком, Татьяна рассказала мне, что она любовница крупного бизнесмена, весьма наглого и отталкивающего типа, который тем не менее спонсировал ее запланированные покупки и незапланированные вояжи.

Ну что ж, у сего «нахала» и «скупердяя», как его именовала «Мона Лиза», отличный вкус: с такой дамой, как она, не стыдно появиться в обществе, ей пойдет как деловой строгий костюм, который только подчеркнет обаяние ее царственной женственности, так и самое откровенное декольте, дорогие меха и украшения. Она просто призвана служить великолепной вывеской финансового благополучия ее содержателя.

Даже в изрядном подпитии, когда жесты большинства людей становятся расхлябанно-неуклюжими и резкими, «Мона Лиза» сохраняла неспешный такт и грациозное равновесие. Чуть пошатываясь, она, словно играючи облокачиваясь ладонью об углы спинок кресел, переходила от одного к другому. При каждом толчке ее рука скользила вниз, она обворожительно и высокомерно улыбалась, сознавая свое природное превосходство перед полчищами «серых мышек» и дурнушек и кокетливо отметая любые подозрения трезвых пассажиров относительно ее «неординарного» состояния.

Когда «Мона Лиза» вернулась из туалета и плавно опустилась в кресло, я сидела, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза. Я повернула голову: ее бледный точеный профиль вновь поразил меня своим благородным изяществом. Я наблюдала, как нарастает ее опьянение, развязывая ей язык, заставляя ее красиво очерченные губы надолго застывать в полуидиотской мечтательной улыбке. Слегка подведенные плутовские глаза Джоконды с каким-то бессмысленным вниманием вперялись в очередной порожний фужер, который она вертела так и сяк, зажав его тонкую стеклянную ножку между большим и указательным пальцами.

Когда она наконец, не поворачивая анфас своего лучезарно-блаженного лика, скосила глаза в мою сторону, мне показалось, что взгляд ее скользит мимо меня, уплывая назад и вправо.

— А вы совсем не пьете? Я вот решила немного расслабиться. — Она неожиданно подалась вперед, ткань ее клетчатого пиджака из тонкого джерси отогнулась, обнажив верхнюю часть груди.

Блестящие каштановые пряди на миг закрыли ее правильный нос и слегка выступающие скулы. Я могла противопоставить ее опьянению рубиновой жидкостью и своему — недельными каникулами с Эриком в Париже — только трезвую прохладу апельсинового сока.

Стюардесса принесла его, стоило мне только нажать на кнопку вызова и сделать заказ. Великолепный западный сервис.

— Но я не сказала самого главного! — спохватилась моя сумасбродная попутчица.

Она резко выпрямилась, загадочно улыбаясь и рассыпая золотые искорки лукавого взгляда.

— Моего любовника, представьте себе, шантажируют… Не то чтобы он потерял аппетит или лишился сна, но я вижу, это для него очень неприятно. Иногда мне кажется, что он даже боится. Порой мне жаль его, но чаще я говорю себе: брось, пускай он сам о себе позаботится, у тебя в магазине дела идут как по маслу, на остальное — наплевать!..

Ну, конечно, живет она с ним в основном из-за денег. Не исключено, что и у нее есть определенная потребность в человеческом тепле, дружбе, понимании, но главный мотив — обеспеченная жизнь, хорошая работа, которую ей дал ее богатый любовник…

Директриса крупного магазина — неплохо для начала, тем более что она со своим спонсором познакомилась совсем недавно. Конечно, ее последнюю реплику можно списать на порыв пьяной откровенности. В одних алкоголь пробуждает безудержное веселье, других провоцирует на дебош и разборки, третьему дает шанс убежать от проблем, от надоевшего человека или себя самого, в четвертом рождает глупый энтузиазм неразборчивой любви ко всему и всем. Почти везде спутником рюмки является неукротимая спорадическая болтливость. Здесь моя тезка неоригинальна.

А все-таки глупый цинизм ее заключительной фразы говорил против нее. Под шелковистой шкуркой домашней кошки я почувствовала вероломство тигрицы. Моя непрошеная собеседница принадлежала к тем женщинам, которые в минуты наивысшего подъема страсти незыблемо хранят в тайниках своего существа лед спокойного отчуждения, позволяющий им после всех вакхических взрывов и извержений с холодным безразличием одиноко курить у окна, губкой молчания стирая свои воспоминания. Хотя их прошлое — свежее парное молоко… Эта морозная игла отстраненности являлась магической осью, вокруг которой вращалась бархатная вселенная обаяния «Моны Лизы». Противоречивость реакций, мимики, характера составляла основу ее обволакивающего шарма. Мы еще некоторое время поговорили о том, о сем, пока моя соседка не задремала.