Марина Серова - Бес в ребро

Он посмотрел на меня с интересом и на секунду задумался.

— Ну что ж, — согласился он с неожиданной легкостью. — Наверное, ты права! В самом деле, я могу выслать тебе деньги позже, как только осяду где-нибудь в Парагвае. Только ради бога, не сочти это попыткой уклониться от обязательств. Долги я возвращаю неукоснительно! Я верну тебе все через месяц. Ну, от силы два. Верну с процентами! Мне бы только добраться до Южной Америки.

«Да хоть бы и не вернул, — подумала я, — кажется, я так устала, что готова сама заплатить, лишь бы поскорее закончился этот кошмар».

— Ладно! Договорились, — оборвала его я. — А почему ты так уверен, что сумеешь добраться до своего Парагвая? Вдруг тебя перехватят уже в Европе?

Он отрицательно покачал головой.

— Не успеют, — заявил он. — Я знаю все ходы и выходы. И не буду нигде задерживаться. Документы у этого Ланге наверняка чистые. Деньги у меня есть. А они все равно не могут поставить там человека у каждого столба — руки коротки. Нет, я уже просто вижу себя в небе над Атлантикой со стаканчиком «Джонни Уокера» в руке.

— Только смотри, чтобы у тебя не отклеились усы, — хмуро сказала я.

— Что? Какие усы? — испугался Овалов, ощупывая верхнюю губу. — Ах, ты шутишь! — расхохотался он. — Молодец! Знаешь, ты все-таки самая замечательная женщина, какую я знал! Как печально, что я не повстречал тебя раньше. Ты могла изменить всю мою жизнь! Если бы…

— Давай не будем заводить сказку про белого бычка, — предложила я. — Тебе еще нужно собрать и проверить багаж, расплатиться за гостиницу и хорошенько выспаться. Завтра ты должен быть в своей лучшей форме.

— Ты как всегда права, — со вздохом ответил Овалов.

Ночь прошла спокойно. Это была наша последняя ночь — без объятий, без слез и без признаний. Ночь перед битвой. Мы спали, не просыпаясь и не видя снов.

И вот настало это решающее утро. Овалов держался безупречно. Мы позавтракали в ресторане, погрузили в машину багаж и поехали в аэропорт. Овалов сел на заднее сиденье, чтобы снаружи не могли слишком тщательно рассмотреть его лицо.

Мы почти не разговаривали. Я размышляла о том, что ждет нас в аэропорту. Наверняка Овалова, то есть пастора, кто-то будет провожать. Может быть, только издали, но все равно — провожать будут. Невозможно было предугадать, что произойдет, когда Овалов появится в аэропорту. Поэтому я решилась сопровождать его, хотя мое присутствие выдавало его с головой. Но я рассчитывала на эффект внезапности, последующее замешательство врага и на свое тренированное тело.

Если бы я отпустила Овалова в аэропорт одного и там произошло что-то непредвиденное — он не выкарабкался бы. Ему и так везло слишком долго. Что поделаешь, приходилось теперь идти на риск.

Утро выдалось солнечное и безветренное — идеальное утро для полетов и прицельной стрельбы. В синем небе, застыв, висели два неподвижных белых облачка. Зеленые тополя вдоль улиц отбрасывали на сверкающую мостовую длинные параллельные тени. Овалов равнодушно посматривал по сторонам и молчал. Что значил сейчас для него родной город, что значила для него я — понять по бесстрастному, взятому напрокат лицу было совершенно невозможно. Я даже не была уверена, есть ли там, за дважды фальшивой личиной, сам Овалов? Может быть, я везу сейчас лишь призрак, принявший на время облик Овалова и без сожаления расставшийся с ним, когда запахло жареным?

Увы, он был великим обманщиком, и только таким его и следовало принимать.

Мы подъехали к зданию аэровокзала за пять минут до окончания регистрации. Над летным полем стояла непривычная тишина — всевозможные кризисы здорово подорвали страсть людей к полетам. Я остановила машину напротив входа и внимательно осмотрела площадь перед аэровокзалом.

Она была почти пуста, и людей Ивана Иваныча я угадала сразу. Что-то было особенное в их глазах, повадке и фигурах, что сразу выделяло их среди остальных людей. Их было двое. Они стояли возле серой «Лады», не разговаривая друг с другом и чересчур пристально поглядывая по сторонам.

Овалов зашевелился, собираясь выйти из машины.

— Подожди! — негромко сказала я.

Один из наблюдателей, худощавый брюнет с короткими бакенбардами на смуглой острой физиономии, явно насторожился, заметив наш «Фольксваген». Он что-то коротко сказал напарнику и быстрым шагом направился в нашу сторону. Он приближался, и на его лице все яснее проступало выражение озабоченности и тревоги.

— Сиди, — сказала я Овалову. — А как только я скажу — мигом хватай из багажника чемодан и жми прямиком на посадку. Ни на кого и ни на что не реагируй. Этих я беру на себя.

— Понял, — послушно откликнулся Овалов.

Брюнет подошел к машине и, наклонившись к моему окошку, попытался заглянуть внутрь. Несомненно, ему хотелось как следует рассмотреть моего спутника.

Как бы ненароком я выставила в окошко руку и, лишь только лицо с бакенбардами приблизились ко мне, молниеносно уцепилась за галстук, охватывающий шею брюнета, и, вложив в рывок всю свою силу, дернула его на себя. Переносица брюнета с леденящим хрустом врезалась в металлическую рамку дверцы, и он немедленно отключился. Колени его подогнулись, и он рухнул под колеса «Фольксвагена». Из рассеченной переносицы брызнула кровь.

— Пошел! — сдавленно крикнула я.

Овалов толкнул дверцу и выпрыгнул из машины. Быстро, но хладнокровно он откинул крышку багажника, подхватил тяжелый черный чемодан пастора и уверенным упругим шагом двинулся ко входу в аэровокзал.

Я перебралась от руля на правое сиденье и тоже выскочила из автомобиля. Второй наблюдатель, громадный и плотный мужчина в мешковатом бежевом костюме, вникнув в происходящее, сорвался с места и, преодолевая инерцию своего грузного тела, побежал наперерез Овалову. На бегу он торопливо расстегивал пиджак — этот характерный жест вызвал у меня тошноту.

Однако этот бугай все-таки чуть-чуть опоздал — Овалов уже вошел в зал, а следом за ним заскочила туда и я. Сразу же за огромной стеклянной дверью я остановилась, поджидая преследователя.

Он не обращал на меня никакого внимания. Его блеклые безжизненные глаза были неотрывно устремлены на фигуру ускользающего Овалова. Боевик, наклонив корпус, метнулся в дверь, словно пошел на таран. Поймав его на противоходе, я толкнула ему навстречу эту толстенную стеклянную дверь.

То, что произошло дальше, трудно описать. Не знаю, какое нужно приложить усилие, чтобы разбить такое стекло. Видимо, в одиночку мне это не удалось бы при всем желании. Но этот громила рвался по следу с такой энергией, с такой скоростью, что невозможное случилось. Вдвоем мы справились.

В полупустом зале раздался грохот, похожий на тот, что издает отколовшаяся часть айсберга, когда собирается зажить своей, автономной жизнью. На мраморный пол посыпались огромные куски дюймового закаленного стекла. Противное скрежещущее эхо шарахнулось по углам. Послышались крики ужаса и негодования. Но великан устоял.