Марина Серова - Девушка с береттой

Подошла к этому охраннику старика, бедняга все время подозрительно косился на меня, и опять же попросила, но, судя по выбранному тону, это больше смахивало на приказ:

— Твое обмундирование нам придется конфисковать, раздевайся, — и добавила с улыбкой: — Пожалуйста.

Старик недружелюбно взглянул в мою сторону и сказал:

— Баба должна знать свое место. Вы, русские, слишком близко к сердцу приняли идеалы демократии. Вседозволенность вас погубит.

Потом развернул коляску к окну, но полюбоваться июльским небом ему не удалось, жалюзи были опущены, и он с досадой дернул головой, что-то недовольно бормотнув себе под нос.

Трюк с переодеванием удался, конспирация сработала. Жаль только, что «Оскара» в номинации «лучший грим» мне не получить.

Отъехали подальше от здания компании, долго петляли по улицам города, по темным переулкам и дворам, запутывая следы. Наконец остановились, и Сергей перелез ко мне на заднее сиденье «Тойоты» из микроавтобуса, с этими нарисованными синяками и кровоподтеками, замотанный бинтами и оклеенный пластырем. Вид у него был до того жалкий, что любой, увидев его, прослезился бы на месте. Мне захотелось его пожалеть, прижать к груди — неужели все это сделала я?

— Прости, Сережа. Наверное, переусердствовала. В следующий раз буду поаккуратнее, — сказала я и рассмеялась.

Водитель и Лысый — он действительно носил такую кличку, догадаться было элементарно — давились от смеха.

— Ха-ха-ха, как смешно, — злился Сергей. Вернее, делал вид, что злился; содрал с себя бинты, лейкопластырь, что было весьма болезненно, а потом хохотал вместе с нами.

Мы мчались по Большой Казачьей, свернули на Астраханскую и, еще немного проехав по Вольской и миновав арку, очутились во дворе старого шестиэтажного дома.

Мне показалось вдруг, что я попала прямиком в детство. Эта деревянная коробка песочницы, а в середине на ножке шляпка из листового железа, раскрашенная под гриб мухомор — на красном поле белые точки; эти качели, лесенки, «паутинки». И все выкрашено в яркие цвета. Не покидало ощущение, что мы перенеслись в семидесятые годы. Это ощущение было бы полным, если бы не современные автомобили у подъездов.

Дом представлял собой замкнутый на самом себе квадрат — оригинальный замысел! Попасть в ограниченную часть двора можно было только через две арки, расположенные одна против другой. Такой сквозной вход и сквозной выход. Обе арки выходили на проезжие части улиц с довольно умеренным движением.

Мы с Сергеем переглянулись, он достал «беретту», взвел курок. Осторожность не помешает никогда, ведь я оставляла его с этими двумя наедине. Он сидел на заднем сиденье и теперь мог спокойно расстрелять их в затылок. Сама же я с целью осмотра зашла в подъезд.

Лифта не предусматривалось, широкие ступени вели наверх. Я заглянула под лестницу, поднялась на этаж. Всего две квартиры на лестничной площадке, одна из них принадлежит Баранову. Железная дверь, под цвет дерева, с видеофоном — разумеется, нелишняя деталь. Хороший помощник в обеспечении безопасности, хотя и не всегда.

Минимум закоулков и темных углов. Это мне понравилось больше всего — никогда не знаешь, откуда выскочит убийца. Есть запасной выход, но дверь заперта. Можно будет в непредвиденной ситуации воспользоваться.

Мне хватило пяти минут или около того. Спустилась вниз, подошла к машине и открыла заднюю дверцу.

— Кажется, все в порядке. Выходи, только быстро. Следуй в подъезд. Меня не жди, если что, понял? — предупредила я Баранова.

Он одним ухом слушал и одним глазом поглядывал на меня, а другая его часть уставилась в противоположную сторону. Выразилась я, разумеется, абстрактно, на самом деле он просто вертел головой. Что же его так заинтересовало?

Мальчик лет семи, который явно забрел сюда случайно и оказался в другом мире. Дети, разодетые по последней моде, сформировали свой круг общения и чужих в него не пускали. Не разрешали брать свои игрушки. А мальчика или вовсе не замечали, или просто отходили подальше от него.

Тогда он подошел к мороженщице, неплохо устроившейся в этом милом дворике. Она сидела рядом со своим мобильным холодильником. «Новый Гаврош» любовался через прозрачную пластиковую крышку на сладкое изобилие. Указал на понравившийся экземпляр. С доброжелательной улыбкой продавщица протянула ему брикет сливочного мороженого. Мальчик, не заплатив, выхватил его прямо из рук толстой продавщицы и побежал, но споткнулся и упал.

— Вот стервец! — выругался Лысая голова. — Убивать таких надо.

— Заткнись! — прошипел Сергей и помчался на помощь незадачливому воришке.

— Куда?! — только и успела выкрикнуть я.

Милую улыбку продавщицы смыла волна дикой ярости и гнева. Она настигла беглеца, одним движением поставила на ноги и молотила своими жирными ладонями мальчугана почем зря, причем изо всей силы и от души.

Подскочив, Сергей выхватил пацана и оттолкнул продавщицу мороженого. Она тряслась от возбуждения и испуга.

— Будешь еще руки распускать! — орал Баранов. — Это же ребенок, понятно тебе? Взяли моду детей лупить. Сколько стоит твое мороженое?!

— Во… Во… восемь рублей, — заикаясь, проговорила она.

— Возьми шестнадцать и принеси еще одно.

Садистка после этих слов буквально испарилась. По-крайней мере, ей не нужно было повторять дважды.

Сергей посмотрел на воришку. Он не понимал еще, в чем дело, как затравленный зверек, таращился своими карими глазищами на Сергея, ожидая очередных побоев.

— Надо бы тебе, конечно, всыпать как следует, — Баранов задумался, — но, по-моему, с тебя уже хватит. Запомни, раз и навсегда; есть деньги — покупай все, что захочешь, мороженого ешь столько, сколько влезет; если нет — слюной захлебнись, а чужого не трогай. Понял?

Мальчишка кивнул:

— Да, понял.

Сергей его отпустил, выпрямился и теперь смотрел на него сверху вниз. В это самое время подбежала мороженщица и протянула еще одну порцию. Он кивком разрешил набедокурившему сорванцу взять мороженое.

— Что надо сказать доброй тете? — спросил у него Сергей.

— Спасибо, — сказал тихо мальчик и помчался прочь. Всю дорогу оглядывался, не веря в свое неожиданное спасение, пока не завернул за угол.

Я злилась на Баранова в какой по счету раз, уж и не помню. Хотя его поступка не могла не оценить. Прямо Робин Гуд какой-то — герой и разбойник в одном лице. Все время, пока мы поднимались по лестнице, старалась с ним не разговаривать.

— Женя, ну извини, ослушался, виноват, — оправдывался он. — На колени, что ли, встать прикажешь? Просто я ненавижу, когда над детьми измываются.

— Скажи еще, это потому, что отец тебя в детстве бил, но сам ты ни за что этого делать не будешь. Всем уже известная байка.