Дарья Кожевникова - Исповедь Цирцеи (СИ)

— Ребенок ты, Айка, — вздохнул Гена. — Все еще веришь в сказки о мировой гармонии и справедливости.

— А ты? Ты считаешь, что это нормально?

— Нет, не считаю. Но переделать этот мир все равно не получится, так что я живу в том, что есть. Да ты и сама поощряешь таких людей, с их нездоровыми наклонностями, выходя на ринг. Разве нет?

— Мне деваться некуда, — вздохнула Аглая.

— Как это? Айка! У тебя же есть специальность и стабильная работа. На жизнь должно хватать.

— На жизнь — да. А вот на протезы не хватает. И пока я на них не скоплю, мой брат так и будет сидеть в инвалидном кресле. Причем, сидеть — это громко сказано: без специальных ремней и подушек ему даже этого не дано. Так что… — не договорив, она остановилась возле своего подъезда, повернулась к Гене лицом. — Спасибо, что проводил.

— Айка, подожди, — он придержал ее за руку. И, набрав в легкие воздуха, как перед прыжком в воду, вдруг попросил: — Может, ты все-таки пригласишь меня к вам?

— Гена… — Аглая запнулась, не зная, как бы помягче ему отказать. И вдруг вспомнила Ромкины слова: «…если у тебя появится парень, ты даже постесняешься привести его к нам домой….». Гена, конечно, не ее парень. Но почему бы его и не пригласить? Пусть Ромка видит: нет, не постесняется! Как только он отнесется к Гениному визиту? Ну, не выгонит же его! А может, и пообщается с ним с удовольствием? Ведь ему так не хватает простого человеческого общения! И Аглая решилась: — А пойдем! Если только сам не испугаешься. У Ромки из-за болезни характер стал непростым…

— Не испугаюсь. Ты подожди меня, Айка, хорошо? Пять минут! — и, не слушая ее возражений, Гена припустил рысцой к ближайшему магазину.

— Только о ринге ни слова! — спохватилась Аглая уже в подъезде, оглянувшись на нагруженного пакетами Гену, следовавшего за ней по лестнице. — Ромка знать ни о чем не должен. Если что, скажешь, что работаешь со мной в «Парусе» вышибалой.

— Все будет в порядке, Айка, не переживай, — заверил он ее.

Встретил их Ромка неприветливо. Наверное, тут и подаренный букет сыграл свою роль, стоило Аглае сказать: «Рома, это Гена!», как он, буркнув вместо приветствия себе под нос: «Угу!» — хотел уехать к себе в комнату. Аглая виновато взглянула на гостя, развела руками, как бы говоря: «Я же тебя предупреждала!», но тут Гена взял инициативу в свои руки.

— Подожди, брат, ты все не так понял, — пробасил он, вставая перед Ромкиным креслом. — Я не хахаль твоей сестры. Я в «Парусе» вышибалой работаю.

— В «Парусе»? А ты хоть знаешь, где он находится-то? — саркастически осведомился Ромка, глядя на Гену исподлобья.

— Конечно, — не поддаваясь на провокацию, простодушно кивнул тот. — На набережной. Если точнее, то улица Горная. Сегодня к Айке там один тип привязался, пришлось ему морду расквасить, а ее я потом вызвался проводить, на всякий случай. Ты это… если мешаю, я уйду.

— Нет, — сдался Ромка, — не мешаешь. Останься, поужинай с нами. Айка, — оглянулся он на сестру.

— Айка сегодня и так устала, я сам, — Гена шагнул на кухню со своими пакетами. Сноровисто, как опытный холостяк, накрыл на стол: разложил по блюдцам разнообразную нарезку, хлеб, селедку, а в центр водрузил бутылку водки. Аглая, в свою очередь, разогрела вытащенные из холодильника голубцы, налила компот, посыпала селедку луком, поставила стопки.

— Привычка, брат, в кафе ведь трудимся, — улыбнулся Гена.

«Ну, артист!» — поразилась Аглая, садясь за стол.

Закусив после первой стопки, Ромка вскинул на Гену все еще не слишком доверчивый взгляд:

— Ну, рассказывай, как там работается, в вашем кафе.

— Вот только здесь еще о нем нехватало! — отмахнулся Гена. — За день надоело! Что, интереснее тем не найдем? Я вот, например, на днях себе новый мотоцикл купил…

Слушая его, Аглая лишь гадала: правда купил? Или интуитивно выбрал эту тему? Нет, судя по техническим характеристикам, которыми Гена так и сыпал, это похоже на правду. Но как удачно из всех тем для разговора он выбрал именно ту, которой Ромка мог увлечься всерьез! Где-то в районе полуночи Аглая стала им не нужна. Точнее, постепенно хмелеющие мужчины про нее как будто забыли, наперебой рассказывая друг другу всевозможные байкерские истории и легенды. Выяснилось, что и общие знакомые у них есть в этой среде. И когда уставшая за день Аглая решилась их покинуть, чтобы лечь спать, они лишь кивнули ей, едва оторвавшись от разговора. Из своей комнаты, специально неплотно прикрыв дверь, Аглая с затаенной радостью прислушивалась к тому, как Ромка предавался воспоминаниям, будто грезил наяву, совершенно забыв о своей инвалидной коляске. Но нет, так ей только так казалось. Не забыл. После очередного звона стопок он вдруг вздохнул, обращаясь к Гене:

— Да, был я когда-то человеком… Даже вспомнить приятно.

— Что значит «был», брат? — возмутился Гена. — Ты это прекращай. У нас в городе, если хочешь знать, один байкер сейчас ездит без ног. Правда, не сам, а с корешом на одном мотоцикле. Ну, и осталось у него, конечно, побольше твоего, но ведь и тебе можно сделать какую-то операцию, Айка говорила.

— Сестра тешит себя мечтами, как ребенок. Да ребенок она и есть. А что до всех этих фондов, так в наше время даже маленьким детям не всегда удается наскрести на лечение, что уж о взрослых говорить…

— Ну, этих подробностей я не знаю. Однако ты…это… прекращай хандрить. Поверь, есть вещи и пострашнее, чем остаться без ног. Вот ты, например, что бы делал, если б у тебя в твоем положении еще и Айки не было? Или крыши над головой?

— Намылил бы преспокойно веревку. А то как раз из-за Айки до сих пор все никак и не соберусь.

— И не думай Суицид последнее дело, брат. Я когда-то пробовал. Уже и узел завязал. Нет, это не выход. Я передумал. А был в ситуации похуже твоей. Я думаю, что похуже. По крайней мере, ноги бы тогда без спора отдал, лишь бы все исправить.

До навострившей ушки Аглаи снова донесся звон стопок. Спать ей расхотелось. Гена? В петлю? О чем это он? Или снова играет спектакль для Ромки? Нет, как-то непохоже. Слишком уж с большим трудом дались Гене следующие слова:

— Ты знаешь, у меня тоже сестренка когда-то была. Только она одна, больше никого. Бабушка нас воспитала, потом умерла. А Верунька моя была чу́дная. Всем всегда улыбалась, всех жалела. Собаку хромую увидит — заплачет, птичку какую — тоже. И бегом их кормить. Немного не в себе она была. Нет, она не дурочка, просто задержка в развитии, и осталась она с чистой душой ребенка. А так — всегда все дома уберет, приготовит, расскажет, что делала днем. А если подарок ей какой с работы принесу — засмеется, в ладоши захлопает, как дитя. И носится с ним весь вечер с таким видом, как будто ей целую сокровищницу подарили, и песенки мурлычет под нос. Любил я ее. Хотел ей лучшей доли. Подкопил денег, чтоб наш старый дом-развалюшку на благоустроенную квартиру разменять. Договорился с парнем одним, что продаст он мне двушку. Правда, дороговато, дом наш с Верунькой тоже пришлось продать, чтоб собрать все деньги. Но я об этом не жалел, ведь для того квартиру и покупал, чтобы переехать.