Дарья Кожевникова - Исповедь Цирцеи (СИ)

Хлопнула за спиной подъездная дверь, отверещала трель домофона, и Аглая медленно стала подниматься по ступенькам на свой четвертый этаж. В квартиру, где когда-то было шумно и тесно шестерым в двух комнатах. Но весело. А теперь, как иногда горько шутил Ромка, здесь жили всего полтора человека. Сегодня Гена сказал Аглае, что в ее жизни не могло случиться ничего, страшнее этого вечера. Вечера, когда погибла ее лучшая подруга. Но кошмар был. В тот день, когда погибла в аварии почти вся их дружная семья. Мама, отец, бабушка и младший брат. Все и разом. Остались только Аглая с Ромкой, в тот роковой вечер уехавшие с дачи не на машине, а на его мотоцикле. Все, что последовало за этим, после того, как незнакомые люди пришли к ним домой и сообщили о случившемся, Аглая до сих пор вспоминала как кошмарный сон. Словно это все было не с ней, а с кем-то другим. Похороны, поминки, суета с какими-то бумагами… Аглаю, как несовершеннолетнюю — ей тогда было пятнадцать — хотели забрать в приют. Но Ромка не то, что воспротивился этому, он встал за свою сестру стеной. Он был отчаянным парнем, ее брат. И сумел добиться своего.

— Ничего, сестренка, прорвемся! — вспомнила Аглая его тихий, но очень решительный голос. — Я добьюсь опеки над тобой. Добьюсь!

Убитая случившимся, отчаявшаяся Аглая оживала только тогда, когда слушала Ромку. Крепко брала его за руку и сидела с ним рядом, прижавшись к его плечу щекой. И верила, что он ее отстоит у всех государственных органов, вместе взятых. Так и получилось. И брат с сестрой начали жить вдвоем, плечом к плечу сражаясь со всеми жизненными неурядицами. Бывало, конечно, всякое — и ругались иногда, когда Ромка пропадал где-то по своим делам, Аглае приходилось жить по несколько дней совершенно одной, и терпеть его дружков, когда брат приводил их домой. Правда, дружки досаждали лишь шумом сидящей в своей комнате за закрытыми дверями Аглае хаос после этих гулянок Ромка разгребал сам, а что касалось нездорового внимания подвыпивших приятелей к Аглае, то брат разорвал бы любого из них, посмей тот к ней только приблизиться, и все они отлично это знали. Так что, жилось Аглае с Ромкой вдвоем очень даже неплохо. Она доучивалась в школе, а Ромка из кожи вон лез, чтобы заработать денег на ее дальнейшее образование. Вот только не знала тогда Аглая, как далеко он готов зайти в своих стараниях. Точно она не знала этого до сих пор — Ромка так ничего и не рассказал ей после выписки из больницы, хотя с той поры прошел уже не один год. Но в том, что он связался не с той компанией и, что именно из-за этого пострадал, Аглая не сомневалась. Внешне все выглядело, как очередная в их семье авария. Авария на мотоцикле. Только мотоцикл почему-то почти не пострадал, получил лишь пару царапин. А вот Ромка… Ромка остался без обеих ног. Причем, о протезировании и речи до сих пор идти не могло: вначале необходимо имплантировать тазобедренный сустав с частью кости, а такая операция стоит ох каких немалых денег! Аглая, пережив еще одну беду и придя в себя, твердо решила, что непременно их соберет. Рано или поздно, но соберет, чего бы ей это ни стоило! Из-за этого своего стремления заработать во что бы то ни стало она и решилась стать «гладиаторшей» в подпольном клубе. Хотя знала, насколько это опасно — на ее памяти участница боев погибла впервые, но ранее несколько девушек получили серьезные увечья, одна из них даже стала инвалидом. Но, зная, чем рискует, Аглая все равно не отступила. Пусть на одной чаше весов было ее здоровье — на другой ведь был Ромка, ее родной брат, у которого вся жизнь полетела под откос с того страшного вечера, когда кто-то изломал ему ноги. Лишним подтверждением тому, что именно изломали, был визит, что нанесла ей вскоре после случившегося пара парней весьма бандитского вида. Ромка лежал тогда в больнице, но накануне его перевели в другое отделение. И вот, видимо, потеряв его из вида, эти типы и заявились к Аглае.

— Где твой братец, детка? — нагло ввалившись в прихожую, спросил один из них у Аглаи.

— Все еще в больнице, — ответила она, машинально сжимая в опущенной руке нож, которым только что, до звонка в дверь, разделывала курицу Ромке на бульон. — А что?

— Здесь вопросы я задаю, — ответил он, с глумливой усмешкой попытавшись ухватить Аглаю за подбородок. — А ты отвечаешь. Пока. Потом, может, и к делу с тобой перейдем.

По его лицу нетрудно было угадать, каким именно делом он и его дружок, непрочь заняться с молодой симпатичной девушкой. Но вместо того, чтобы испугаться, Аглая холодно бросила:

— Руки убери!

— Что-что?! — ухмыльнулся он ей в лицо. А в следующий миг тихо взвыл, пытаясь зажать руку, из которой хлестала кровь, другой. — Ах ты…

Ответом на его отборный мат стал кровавый росчерк на его же лице. Словно какой-то бес вселился в Аглаю, не давая ей ни отступить, ни хотя бы просто остановиться. Предплечье, плечо, лопатка… Второй тип кинулся на помощь своему дружку, ошалевшему настолько, что он даже не пытался сопротивляться. Но озверевшая Аглая крикнула второму, не узнавая своего голоса:

— Стоять! — и, вскинув нож, добавила: — Или следующим ударом я твоему дружку глотку перережу!

Глядя в ее бешеные глаза, второй тип поверил и остановился. Вовсе не такой встречи ожидали они, отправляясь «побеседовать» в квартиру к одинокой девушке. Они не знали Аглаю, не представляли ее нынешнее состояние, когда от отчаяния море стало едва выше пятки. А Аглая, указав уцелевшему на его истекающего кровью товарища, велела:

— Убирай его отсюда! А если заявитесь еще раз, выпущу кишки обоим без всякого предупреждения! Мне терять нечего!

Терять, конечно, было что, тут Аглая блефовала. Не хотелось ни умирать, ни быть изнасилованной жаждущими мести братками. Она прекрасно понимала, что, раз уж они к ней заявились, то, возможно, достанут ее потом. И не желала упустить случая отплатить своим возможным мучителям загодя, авансом.

— Дура бешеная! — закинув себе на плечо руку бледного, окровавленного товарища, второй бандит развернулся с ним к порогу. И, подтверждая ее мрачные мысли, добавил: — Ну подожди, мы с тобой еще свидимся!

— Распотрошу обоих! — бледными губами выдохнула ему вслед Аглая, захлопывая дверь.

Братки не видели, как она на подгибающихся ногах добрела до кухни, и как билась там в истерике, запивая свои слезы водкой, кажущейся ей в тот момент не крепче воды. Не видели они и того, как с утра Аглая всеми способами пыталась устранить со своего лица следы похмелья и слез. Вечером ей предстояло идти к Ромке. А брат, твердо решила она, не должен ни о чем догадываться, потому что ему и без того хуже некуда. Что должен чувствовать молодой парень, ставший инвалидом? Но Ромка, едва завидев сестру, сам заговорил с ней о случившемся: