Марина Серова - Крайняя мера

— Да вы с ума сошли?! — возмутилась Людмила. — Как вы смеете так со мной…

— Остыньте, не стоит кипятиться, — отмахнулась я. — Дело слишком серьезное, чтобы тратить время на обмен такими условностями, как гневные восклицания. Впрочем, могу ответить: я в здравом уме, а смею я так с вами разговаривать, потому что тороплюсь. А тороплюсь я, потому что не хочу, чтобы количество мертвых тел умножалось в геометрической прогрессии — вчера один, сегодня два. Кто знает, сколько их будет завтра!

— Да что вам нужно от меня?! — уже чуть тише спросила Людмила.

— Почти ничего, — ответила я. — Вы сейчас напрягаете свою память и говорите мне, кому вы сказали, что четвертого октября домой к Ольге должен прийти Дмитрий Корнелюк. Если вы за минуту не вспомните, мы поедем в милицию, и там с вами будут разговаривать совсем на другом языке. Выбирайте и скажите спасибо, что я сразу не повезла вас в отделение. Ну-с, время пошло!

Мой напор было трудно вынести даже такому собранному человеку, как Людмила. Она мгновенно оценила ситуацию, поняла, что я не шучу, и из двух зол выбрала меньшее. Людмила постаралась принять спокойный и независимый вид и вежливо ответила мне:

— Я понятия не имею, о каких трупах вы говорите. То же самое я могла бы сказать и в милиции, но, сами понимаете, если можно обойтись без милиции, то лучше без нее обойтись. Поэтому я отвечаю на ваш вопрос: я сказала об этом своему приятелю, с которым сейчас живу. Если он замешан в этом деле — тем хуже для него. Но я не желаю иметь к этой истории никакого касательства. Если вы можете мне в этом помочь, то…

— Разумно, — оборвала я ее. — Приятель так приятель. Имя, адрес? Сейчас мы вчетвером — ребята, закругляйтесь, нам пора — поедем к нему и все выясним на месте. Если вы ни при чем — ради бога, живите себе спокойно, никто вас не тронет. Но мы должны разобраться во всем, правда?

На это Людмиле нечего было возразить. Она сочла за лучшее подчиниться, и мы все вместе спустились к машине. Людмила села рядом со мной, а Митя с Олей устроились на заднем сиденье.

Бросая между делом взгляды в зеркальце на эту парочку, я поняла, что все у них будет путем. Мое сексуальное воспитание Мити дало свои плоды — мой клиент чувствовал себя с Ольгой гораздо свободнее, это было заметно буквально во всем, от интонации его голоса до жестов: как он держал ее за руку, как подавал пальто, поправлял ей воротник. Ольга тоже не могла этого не заметить и была взволнована. Разумеется, ее обуревали смешанные чувства — понятная ревность по отношению ко мне, радость от того, что Дима снова принадлежит ей, предвкушение их будущей любви… В общем, я славно поработала и на этом фронте. А теперь — мавр сделал свое дело, мавр может уходить.

— Так как зовут вашего приятеля? — спросила я, выруливая от стоянки на дорогу.

— Юра, — ответила Людмила. — Он — свободный художник, на службу не ходит. Мы живем у него, это недалеко отсюда, на Армянской.

— Юра так Юра, — машинально проговорила я, едва не проскочив поворот.

— Вообще-то ему нравится, когда его называют Егором или Жоржем, — добавила Людмила.

— А-а, старый знакомый, — злорадно засмеялась я. — Ну погоди, сволочь, я из тебя всю душу вытрясу! Попадись только мне в руки.

Людмила испуганно молчала, а Митя, услышав, как я ругаюсь, с интересом взглянул на меня в зеркальце. Поймав его взгляд, я пояснила:

— Представляешь, Дима, какой поворот! Оказывается, Ольга сболтнула Людмиле, что ты собираешься к ней. Тогда, четвертого октября. Ну ты помнишь, разумеется. А Людмила рассказала об этом своему приятелю. Как ты думаешь, кому? Жоржику, которого мы в парке подкарауливали! А?! Как тебе это нравится?

— Да никак не нравится! — фыркнул Дмитрий Владимирович. — Получается, что мы идем по второму кругу. А впереди опять сплошной туман!

— Это здесь, — осторожно тронула меня за рукав Людмила. — Дом семь-дробь-одиннадцать, квартира пятьдесят три. Второй подъезд.

— Отлично! — воскликнула я, лихо подкатывая к парадному и заглушая мотор. — Ну что, ребята, вперед и с песней? Люда, вы первая.

Мы поднялись на шестой этаж на лифте. Створки кабины распахнулись, приглашая нас ступить на плохо освещенную лестничную площадку.

Людмила слегка помедлила, и мне пришлось подтолкнуть ее локтем. Нашаривая в сумочке ключи, она вдруг обернулась ко мне и забормотала:

— Я не хочу иметь ничего общего с этим человеком, если он преступник. Вы это себе обязательно где-нибудь пометьте, хорошо? Я сделаю все, как вы скажете, все, что от меня потребуется, только давайте обойдемся без милиции…

— Пока что от вас требуется открыть дверь, — усмехнулась я. — А что у вас к нашим доблестным органам такая идиосинкразия? Приводы в детстве были или что покруче? Неужели срок мотали?

— Ну что вы! — как-то сразу потухшим голосом проговорила Людмила, сжимая в руке связку ключей. — Просто маленькие неприятности. Прописка, нетрудовые доходы… Я ведь из района три года назад сюда приехала поступать. А жить как-то надо…

— Надо, — кивнула я. — Живите себе спокойно, только сначала закройте рот и откройте дверь. Обещаю, что я не причиню вам неприятностей. Если, конечно, вы будете благоразумны…

Ключик дважды повернулся в замке, и дверь распахнулась. Впереди была тьма.

— Кажется, Егорушка еще не вернулся, — дрожащим голосом проговорила Людмила. — Вы проходите, пожалуйста, мы его подождем, если надо…

— Очень надо, — констатировала я, перешагивая порог. — Где тут у вас освещение?

Людмила протянула руку вверх, и прихожая озарилась матовым лимонным светом — лампа была выкрашена особой краской, дававшей такой световой эффект. Митя с Ольгой вошли следом за нами и тут…

Митя жутко заорал, как будто его кто-то схватил сзади. Он поднес руку к горлу, потом чуть поднял ее повыше, словно пытаясь заткнуть себе рот. Я тут же бросилась к нему, но… Но рядом с ним никого не было. Испуганная Ольга, отшатнувшись, тревожно смотрела на своего спутника, а ничего не понимающая Людмила стояла возле зеркала, удивленно глядя на Митю.

— Это она! — произнес Митя, уставившись куда-то вперед расширенными от ужаса глазами. — Я узнал ее! Боже, как это страшно!

Я проследила за его взглядом вдоль по коридору, но не увидела ничего, представляющего потенциальную опасность. Что же так могло напугать Митю?

— Ты можешь сказать, кого ты узнал? — дернула я его за рукав, подозрительно взглянув на Людмилу, может быть, она его так напугала? — Что тебе там примерещилось? Черти с хвостиками?

Митя, пошатываясь, сделал три шага вперед и протянул руку к вешалке. Он снял с крючка какую-то вещь, корчась от брезгливости, как будто это была змеюка или огромный мохнатый паучище.

Но в руке Дмитрия Владимировича оказалась всего-навсего кожаная маска с застежкой на прорези для рта. Он протянул мне ее и выдохнул: