Марина Серова - Покой и не снится

— В меня, что ли? — я тоже подняла свой фужер.

— Ну а в кого же еще?

Я ничего не сказала в ответ, и мы молча выпили.

— Потанцуем? — предложил Жемчужный.

— Мне кажется, музыка для этого не подходящая. — Мне хотелось поговорить о Решетникове.

— Сейчас закажем, — он поднялся из-за стола и удалился к музыкантам.

Я наблюдала за ним и поражалась. Как могут дружить два таких разных человека, как Решетников и Жемчужный? Это просто уму непостижимо. Разные интересы, разные взгляды на жизнь, да и вообще все разное. Даже характеры диаметрально противоположные.

С музыкантами Константин договорился быстро, и по залу заструилась мелодичная, проникающая в самую душу медленная композиция.

Жемчужный подошел ко мне и склонил голову в полупоклоне. Ну как тут было отказать.

Я поднялась, и мы слились с ним в танце. Надо заметить, что танцевал Костя так же легко и непринужденно, как играл на сцене. Он кружил меня по залу, и другие пары, последовавшие за нами, завистливо поглядывали в нашу сторону.

За первым танцем был второй, за вторым — третий, и только когда оркестр заиграл в четвертый раз, я сказала:

— Давай передохнем. Я устала.

— Слово дамы — закон, — Жемчужный вновь галантно поклонился и повел меня к столику. — Чего хочет женщина, того хочет Бог.

— Это верно, — скромно согласилась я.

Мы вновь приступили к ужину. Я решила больше не терять время понапрасну и активно приступила к обсуждению интересующей меня темы. А именно, что вообще представляет из себя Константин Эдуардович Жемчужный, каковы его взаимоотношения с доктором Решетниковым, и нет ли у него скрытого мотива желать смерти своему другу детства. Но из этой затеи ничего не вышло. Все мои наводящие вопросы в процессе беседы наталкивались на неприступную стену иронии в ответах Константина. Он все время менял тему, начинал рассказывать какие-то смешные истории, а когда я возвращала его к разговору о Решетникове, шутил и подтрунивал над Александром Михайловичем.

В общем, ничего полезного выяснить не удалось. Жемчужный оставался для меня такой же закрытой книгой, как и в начале нашего знакомства.

Единственное, что радовало, так это то, что ужин мне понравился и о сегодняшнем вечере не придется жалеть.

— Мне пора, — сообщила я Константину, когда время перевалило уже за десять часов.

— Так рано? — изумился он.

— Я очень примерная девушка.

Он засмеялся, но все-таки подозвал официанта и попросил рассчитать нас.

Пока Костя расплачивался, я вышла на улицу. От выпитого за вечер шампанского слегка кружилась голова. Но не настолько, чтобы потерять ее вовсе. Мозг беспрерывно думал о работе. Я по-прежнему не имела представления, откуда следует ожидать выстрела. А значит, теоретически уже проигрывала убийце. Такое положение вещей меня никак не могло устраивать.

Среди людей, окружающих Решетникова, я не могла выделить человека, который больше всего попадал под подозрение. Заподозрить можно и Шубина, и Жемчужного, и Алябьева, и Венскую, и даже супругу Александра Михайловича. А сколько еще тех, с кем я незнакома. Вот так задачка.

— Соскучилась? — появился Костя.

— Очень, — съерничала я. Оттого, что приходится возвращаться к нерешенным вопросам, настроение мое упало до нуля.

— Куда тебя подвезти? — спросила я Костю, когда мы уселись в «Фольксваген».

— А может, поедем ко мне в гости? — предложил он.

— Не могу. — Я прекрасно осознавала, чем заканчиваются такие гостевания.

— Жаль. — Жемчужный помрачнел. — Тогда поехали к тебе.

Заметив мой изумленный взгляд, он засмеялся и поспешил добавить:

— Ты не поняла меня. В гости я не набиваюсь. Но мы ведь договаривались, что я прослежу за тем, чтобы ты благополучно добралась до дома. Отсюда вывод: я еду вместе с тобой, провожаю до дома, а потом ловлю такси и уезжаю.

— К чему все эти сложности? — не поняла я.

— Дома меня никто не ждет. Зачем же торопиться?

Мысленно я вынуждена была согласиться с ним. А вслух произнесла:

— Ну, как знаешь.

И мы тронулись в путь.

В особняке Решетникова свет нигде не горел. Стало быть, Александр Михайлович выполнил свое обещание и уже спал безмятежным сном.

Я остановила «Фольксваген» со стороны черного хода, и мы с Костей вышли из машины. Глядя на несчастное выражение его лица, я не удержалась и, засмеявшись, сказала:

— Ладно, можешь зайти. Выпьем кофе, и все.

— Я согласен, — выпалил он.

Мы вошли в дом. За те два дня, которые провела здесь, я прекрасно научилась ориентироваться и без Решетникова. Во всяком случае, кофе приготовила.

— В первый раз я сижу здесь в гостиной и пью кофе без Сашки, — произнес Жемчужный, вольготно расположившись в кресле.

— Подожди меня секундочку, — попросила я Костю и направилась к лестнице.

— Ты куда?

— Сейчас приду, — пообещала я.

— А с тобой можно? — хитро прищурился он.

— Нельзя.

Я поднялась наверх и приблизилась к комнате Решетникова. По обыкновению приложила ухо к замочной скважине. Размеренный храп Александра Михайловича подействовал на меня успокаивающе. Значит, с ним все в порядке. Он жив, и я имею теперь полное право не мучиться угрызениями совести из-за своих сегодняшних гуляний.

Вернулась в гостиную. Жемчужный курил, откинувшись в кресле.

— Я уже прямо истосковался, — пожаловался он.

— Ничего. Иногда это идет на пользу. — Я села напротив него и взяла в руки чашку.

— Как ты жестока, — он покачал головой.

— Костя, — попросила я. — Расскажи, пожалуйста, как дядя Саша познакомился со своей супругой. С Аней.

— Поверь, не так романтично, как мы с тобой. — Он был в своем репертуаре.

— Я серьезно спрашиваю. — Мне даже пришлось принять суровый вид.

— А ты не знаешь?

— Откуда? Я не видела его лет десять, а то и больше.

— Да, это весомый срок, — согласился Костя.

— Так расскажешь?

— Понимаешь, Жень, — он затянулся сигаретой. — Если честно, то я и сам не знаю.

— То есть как?

— А так. Он сроду со мной не говорил о своей жене. Говорил, встретились, полюбили друг друга. И все. Еще говорил, что она человек хороший, талантливый художник, — при этих словах он скептически обвел взглядом стены гостиной. — А по-моему, это мазня.

— Ты так считаешь?

— А ты нет?

— Ну не знаю.

— Я сам рисую на досуге, — признался он.

— Шутишь?

— Нет. На этот раз говорю серьезно.

— И как успехи?

— Мои-то? Ну, так себе. Я же тебе уже говорил. Очень редко бываю доволен собой. Может быть, практически никогда.

— Самокритичный ты человек.

— Что есть, то есть. Но искусство от мазни, думаю, сумею отличить.

Я тоже перевела взгляд на картины Анны Решетниковой. Вообще-то ничего особенного, но какая-то изюминка, на мой взгляд, в ее художествах была.