Марина Серова - Месть пляшущих человечков

– Жизнь, – коротко ответила Светлана и, подумав, добавила: – Жизнь порой заставляет нас пересматривать свои убеждения.

– И тогда вы решили заставить Вдовина познакомиться с Дарьей, – резюмировала я. – Почему вы просто не пришли к нему и не рассказали о дочери?

– Потому что боялась, что он не станет меня слушать. И не захочет общаться с дочерью, а уж тем более помогать ей материально, – проговорила женщина. – А тут – случайность встречи, угрызения совести от осознания того, по чьей вине пострадала девочка, и вообще внезапность возникновения уже взрослого ребенка в его жизни должны были, по моим расчетам, сработать так, как нужно мне. Где-то я допустила ошибку.

– Не думаю. Просто Петр Аркадьевич сейчас не имеет и секунды свободной. Вашими стараниями он последнее время из полиции не вылезает. А теперь и вовсе арестован, – заявила я.

– Арестован? Как? За что? – В глазах Светланы читался неподдельный испуг.

– А разве это не ваших рук дело? Не вы наслали на его офис свору ищеек? – подначивала я, опасаясь, что она снова начнет юлить и не захочет говорить мне всю правду про записки.

– Я ничего подобного не делала, – начала оправдываться женщина.

– А что вы делали? Выкладывайте, – потребовала я.

И Светлана принялась рассказывать. Рассказ длился долго, но я не перебивала ее. Произнеся последнее слово, она спросила:

– Что теперь будет? Я имею в виду, что будет со мной? Меня посадят?

– Как с вами поступить, будет решать Петр Аркадьевич, – заявила я, вставая. – Единственное, что требуется от вас, это сидеть и не предпринимать никаких действий. Ждите, скоро я с вами свяжусь.

Я стояла возле входной двери в квартиру главного свидетеля по делу Вдовина. Тот, кто находился за дверью, мог повернуть судьбу Петра Аркадьевича так, как ему заблагорассудится. Я осознавала важность свидетельских показаний Гришакова Анатолия Юрьевича, заявившего о том, что в ночь, когда погибла девушка на Сокурском направлении, он видел, как Петра Аркадьевича Вдовина подвозила к конторе некая машина. И время якобы запомнил, и приметы Вдовина хорошо разглядел. Очной ставки еще не проводили, это я знала наверняка. Но это не за горами. Не позднее завтрашнего дня Гришакова вызовет следователь, ведущий дело моего клиента, и тогда-то все решится.

Дольше оставаться в бездействии я не могла. Нажав кнопку звонка, я вслушивалась в звуки, доносящиеся из-за двери. Издалека послышались шаркающие шаги. Звук этот разлился по душе живительным бальзамом. Дома кто-то есть. Из компетентных источников мне было известно, что Гришаков проживает один. Значит, можно надеяться на то, что это его шаги я слышу в настоящий момент.

Я не ошиблась. Дверь несмело открылась, и в узкой щели появился глаз. Изучающе глядя на меня, хозяин апартаментов спросил:

– С чем пожаловали? – и тут же приложил к щели ухо, из чего я сделала вывод, что слышит мужичок не очень.

– Здравствуйте. Я к вам по делу. Пустите? – намеренно повышая голос, чтобы он разобрал каждое слово, прокричала я.

– Дела, говорите? Да какие ж со мной теперь дела? Я ж последний понедельник доживаю. Пошла бы, доча, моложавого себе отыскала. Для своих-то дел, – просипел мужичок, и было непонятно, шутит он или говорит на полном серьезе.

– Неудобно так разговор вести. Вы бы открыли дверь, а то тут сквозняки. Еще продует вас, – предупредила я.

– Ох ты. И верно. Дует-то как по ногам! Спасибо, доча, подсказала. А то ведь щас настоюсь на сквозняке, а к завтрему и слягу. А кто ухаживать станет за стариком-то? Некому, доча, один я остался. Плохо одному-то, доча, страсть как плохо, – запричитал мужичок, силясь сбросить цепочку, не дающую двери открыться полностью. – Вот ведь напасть. Опять застряла. Так вот в один прекрасный день закроюсь, а открыться уже не смогу. И сгнию тут от голода. И будут меня потом с пола отскребать. Лопатами.

– Да что вы такое говорите! Ни к чему вам умирать. А цепочку открыть не сможете, так телефоном воспользуетесь, – остановила я поток причитаний. – И ничего в вашем запирающем устройстве сложного нет. Просто не спешите. Скорее всего погнулся полоз, по которому голова цепочки ходит, вот и все. Вы ее не тяните, а везите до самого упора, она и выскочит.

Мужичок проделал все так, как я учила, и через мгновение цепочка с лязгом повисла вдоль двери. Замок щелкнул, и я получила возможность пройти в квартиру. Мужичок оказался намного старше тех лет, что я нарисовала себе в воображении. Я даже не удержалась и задала не совсем корректный вопрос:

– Сколько же вам лет, дедушка?

– Девяносто семь, доча. А что, по мне не видно? – засмеялся он, видимо, привычный к такой реакции.

Внешность у мужичка была на редкость экзотичной, ничего не скажешь. Кожа на лице настолько сморщилась от старости, что напоминала… Даже и не знаю, что она напоминала. Лучшее сравнение, которое я смогла подобрать, – жатая хлопковая ткань, вошедшая в моду в восьмидесятых и до сих пор не утратившая актуальности. Пожалуй, именно так. Роста мужичок был невеликого, от этого выглядел еще более беззащитным. Волосы, свисающие длинными патлами с висков, абсолютно отсутствовали на макушке. Огромные уши, крючковатый нос и неимоверно короткие ручки. Единственным приятным исключением были глаза. Большие, ясные, умные. Приятные глаза. Запоминающиеся.

– Ну что, доча, закончила осмотр, или мне поворотиться, чтоб тебе видней стало? – беззлобно поинтересовался мужичок, так как мое пристальное внимание слишком затянулось.

– Простите, – спохватилась я. – Задумалась.

– Ясное дело. Меня когда впервые кто видит, всегда так задумывается, – захихикал он.

Похоже, ему совсем не казалось обидным такое внимание. Я облегченно вздохнула и прошла вслед за ним в просторную комнату.

– Ну, выкладывай, доча, с чем пожаловала, – усаживаясь в кресло и тыкая пальцем на соседнее, снова заговорил мужичок.

– Анатолий Юрьевич, я подробности узнать пришла, – начала я и осеклась, так как он внезапно резко перебил меня.

– Из полицаев, что ли, будешь? – гневно сведя брови, спросил мужичок.

– Из каких полицаев? – не сразу поняла я.

– Из энтих самых. Вот ведь нелюди. Ты им доброе дело, инхформацию секретную, а они тебя поедом! Знал бы, ни за что к вам не пошел бы. Так бы дома и сидел, без интересу, – принялся горланить он.

– Подождите, Анатолий Юрьевич, не так быстро. Я что-то совсем запуталась. И не из полиции я вовсе, – еле вклинилась я.

– Не из полицаев? – недоверчиво спросил он. – А чего ж тогда по-ихнему к человеку обращаешься? Даже не спросишь, как ему самому приятнее, чтоб его называли.

– А как вам приятнее, чтобы вас называли? – слегка улыбнувшись, осведомилась я.

– Дедом, – ответил мужичок и прищурился: – Ты меня дедом, я тебя дочей. Идет?