Вэл Макдермид - Анатомия преступления: Что могут рассказать насекомые, отпечатки пальцев и ДНК

Патологоанатом не сразу понял, что такое состязательность судопроизводства. «До меня только недавно дошло: когда ты даешь показания в суде, обвинение и защита соревнуются. Поиск истины их в принципе не волнует. Ты клянешься говорить правду, всю правду и ничего, кроме правды. Их же роль состоит в том, чтобы выстроить доказательства. И если что-то из ваших слов противоречит этой аргументации, на вас будут нападать или попросту проигнорируют».

Свидетели могут говорить «всю правду», лишь отвечая на вопросы, которые им задают. Если они захотят донести правду более полно, у них начнутся неприятности. Как рассказывает один ученый: «Эксперту очень трудно сказать: "Простите, но вы кое-что забыли". Я делал это на суде пару раз, и вы бы знали, как на вас смотрят судья и юристы. Думаете, вам скажут: "Молодец, спасибо, что напомнили!"? Ничего подобного. Судья отвечает: "Ну да, с этим, наверное, можно потом разобраться…" А про себя думает: "Сколько хлопот от этого субъекта! Все шло хорошо, каждый играл как по нотам, а тут этот идиот". И тебя терзают еще минут 45, после чего ты выбрасываешь белый флаг и уходишь домой».

Сью Блэк признает, что по идее в суде усилия должны «вознаграждаться», но в целом это «наименее приятная часть работы, ибо не мы устанавливаем правила. Это не наша игра. Многие эксперты покидают профессию: пока ты эксперт, твоя научная репутация – все, что у тебя есть. А на суде твое доброе имя нередко стараются запачкать, переходят на личности, причем агрессивно. И если ты не выходишь из зала суда победителем, ты выходишь полным идиотом. Со мной бывало и то и другое».

«Вот недавний случай. Дает показания мой молодой коллега. Его спрашивают: "Какие у вас отношения с госпожой Блэк?" Он отвечает: "Она мой начальник". Адвокат иронизирует: "Я так понимаю, этим дело не ограничивается?" Впоследствии коллега признавался, что от ее скабрезного тона у него аж уши покраснели. "Не знаю, что вы имеете в виду", – ответил он. "Да всего лишь то, что она была руководителем вашей диссертации", – пояснил адвокат. Эксперт подтвердил, а адвокат продолжил: "Думаю, дело было так. Ваша профессорша, с ее колоссальным самомнением, окинула взором свою империю. И ее глаза остановились на любимчике-аспиранте. Тогда она поманила вас пальцем и сказала: «Не хочешь ли провести денек в морге?» Я ведь прав?" Но честь и хвала коллеге, он повернулся к адвокату и возразил: "Ничего подобного. Что за дикие мысли?"»

«Когда переходят на личности, страдает правосудие, ведь эксперт может сказать: "Какого черта я должен это терпеть?" Я и сама в этом году несколько раз задумывалась о том, зачем мне все это надо, чего ради мучиться».

Личным нападкам подвергаются не только маститые профессионалы и их прилежные молодые коллеги. Хороший юрист всегда ищет самое слабое звено, и подчас этим звеном оказывается жертва. Один канадский адвокат ответчика дал коллегам следующий жестокий совет: «Если вы нейтрализуете истца… вы уничтожите голову. Вы обезглавите версию обвинения. И дело развалится».

Фиона Рейтт работала с Rape Crisis, [14]помогая жертвам изнасилований и сексуальных домогательств довести дело до суда. Ради равноправия сторон адвокат человека, обвиненного в изнасиловании, должен иметь доступ к тем же медицинским записям, что и обвинение. «Женщины испытывают потрясение, обнаружив это, – объясняет Фиона, – они думают, с чего они это взяли? Адвокат может спросить: „Действительно ли вы три года назад принимали какие-то таблетки… ах да, транквилизаторы, поскольку у вас были проблемы с психическим здоровьем?“ И не успеет жертва глазом моргнуть, как законник уже сплетет целую историю о психопатке, сидящей на таблетках, которая сама не помнит, что с ней случилось. И чем больше записей в медицинской карте, тем человек уязвимее: есть где разгуляться адвокатам. Истцы имеют право отказаться предоставлять свои медицинские записи. Однако зачастую они этого не делают, поскольку не понимают, насколько это опасно».

В январе 2013 года слушалось дело, в котором скрипачка Фрэнсис Андраде обвиняла в изнасиловании и развратных действиях Майкла Бруэра, своего старого учителя музыки. В ходе суда ее неоднократно называли лгуньей, а на перекрестном допросе довели до слез. В СМС подруге она написала, что давать показания было словно «подвергаться насилию снова и снова». Меньше чем через неделю после дачи показаний и до окончания суда она наложила на себя руки в своем доме в Гилфорде (графство Суррей). В итоге Бруэра осудили за развратные действия.

Луиза Эллисон, профессор права в Лидском университете, провела серию экспериментов: набрала 40 местных жителей в качестве «присяжных», пригласила актеров, привлекла к участию адвокатов и воспроизвела слушания по делам об изнасиловании. Согласно ее выводу, на присяжных влияет поведение истца в суде – эмоционально оно или сдержанно – и то, как скоро после случившегося жертва заявила в полицию. После того как судья или эксперт объяснял, насколько по-разному люди могут реагировать на нежелательные сексуальные посягательства, присяжные не спешили выносить обвинительный вердикт из-за спокойного поведения истца или задержки с подачей заявления.

Но судье полагается держаться невозмутимо, объясняет Фиона. «Иногда судьи не вмешивались, хотя вопросы доводили свидетеля до слез и истерики. Они говорили: "Давайте сделаем небольшой перерыв. И пусть кто-нибудь даст ей стакан воды". Они стараются не делать ничего такого, что можно было бы расценить как необъективность. Оно и понятно: осторожность необходима. И все-таки… мне кажется, они могли бы больше защищать свидетелей, чем они это делают». Судьи боятся вмешиваться, поскольку малейшее подозрение на пристрастность чревато тем, что приговор будет отменен Апелляционным судом.

Представление о том, что присяжным должна быть предоставлена возможность составить собственное мнение, лежит в основе состязательного характера судопроизводства. А ведь его эффективность не доказана. Ученым (в частности, Фионе Рейтт и Луизе Эллисон) не позволяют проводить исследования на реальных присяжных, чтобы увидеть, как они работают с уликами и аргументами. Исследования Эллисон заставляют задаться вопросом: не лучше ли доверить вынесение вердикта по делам об изнасилованиях судье, который имеет опыт работы с жертвами, а не присяжным из числа обычной публики?

В прочем, и присяжным нелегко. В процессе судебного разбирательства, которое может длиться годами, приходится сопоставлять огромное количество данных. Насколько эти люди способны с этим справиться – вопрос неизученный. А Фиона еще помнит времена, когда «присяжным не разрешали приносить даже блокноты, так как предполагалось, что они должны неотрывно следить за происходящим». Немудрено, если голова пойдет кругом, когда ученые знакомят их с новыми концепциями, а юристы опровергают их, да и среди самих ученых нет единодушия. Тут можно ошибиться и неверно оценить улики. Юристы и статистики из Мичигана и Пенсильвании провели исследование (2014 год), согласно которому 4,1 % приговоренных к смертной казни в Америке были невиновны.