Саймон Тойн - Соломон Крид. Искупление

Малкэй глянул на спидометр. Машина шла равномерно на пятидесяти милях в час. До валуна, торчащего над пустыней, словно надгробие, где-то с милю. Минуты езды. От силы две.

Он многие годы не думал о матери. Вытеснил ее из памяти, словно детский испуг. Когда воспоминания еще были свежи, папа часто говорил о маме: мол, просто уехала на время, в гости к родне или вроде того, и вернется со дня на день. Когда получалось что-нибудь забавное и веселое, папа обязательно замечал, что нужно запомнить и потом рассказать маме. Она долго оставалась в жизни Малкэя, хотя и удрала из нее. Он и в самом деле думал, что мама вернется и заживет с ними и они будут все вместе, как того хотел папа и хотел сам Малкэй.

А потом, когда ему исполнилось то ли восемь, то ли девять, папа привел мальчика в ресторан, и там за столиком сидела женщина, не похожая на маму. Папа уселся рядом, взял женщину за руку и сообщил: «Это Кэтлин, она хочет жить с нами и быть нам семьей. Что ты думаешь насчет этого?»

Ну, он ничего в особенности не думал, но ему купили чизбургер, шоколадный коктейль и мороженое; папа смеялся изо всех сил над шутками Кэтлин, и Малкэй подумал, что если папа с ней счастлив, то пусть, все к лучшему.

Кэтлин была хорошей женщиной, но не сложилось. Папа быстро перестал смеяться над ее шутками, а она злилась на то, что он постоянно разъезжал и проводил слишком много времени на ипподромах и за покерными столами. А поскольку папа почти всегда был далеко, Малкэй сидел дома один с Кэтлин; и хотя она никогда не ругалась, по ней было заметно: большой любви к пасынку она не питает.

– Наверняка он очень любит тебя, раз оставил при себе, – сказала она однажды, за неделю с небольшим до того, как уйти навсегда. – Меня уж он точно так не любит.

За последующие годы было несколько таких Кэтлин, благонамеренных женщин, думавших, что смогут превратить отца из бродячей совы в домашнюю пташку. Все Кэтлин отправились вслед за первой. Но пока они были с папой, тот не говорил о маме. В конце концов его тетка сказала Малкэю: «Знаешь, твоя мама никогда за тобой не вернется».

Тетка сказала это вечером, когда отец еще где-то разъезжал, а Малкэй сидел в школьной форме на кухне и ел разогретые в микроволновке макароны с сыром.

– У таких женщин нет времени на детей, – сообщила тетка. – Дети – это плохо для бизнеса. Она повозилась с твоим папой, задурила голову, потом смылась и бросила тебя, как пару надоевших туфель. Надо отдать ей должное: она выбрала доброго человека, чтобы оставить ребенка. Но больше ничего хорошего о ней не скажешь. Забудь о ней. Она о тебе уже забыла – если, конечно, не сдохла в какой-нибудь канаве.

– Вот уже и валун, – предупредил Тио. – Придумал ответ?

У таких женщин…

Однажды в комнате отца Малкэй отыскал ее фото, спрятанное под своей школьной фотографией в рамке. Отец держал ее на тумбочке у кровати. Это была реклама шоу в ночном баре: тонкая как тростинка рыжая красавица, одетая для танго. Вся – ноги и длинные волосы. «Жаркая сальса с жаркой Блэйз!» – гласила реклама. Лицо виднелось в профиль, но Малкэй узнал свои черты. Мятая реклама. Похоже, ее унесли в кармане пиджака. Но когда однажды Малкэй снова полез за свое фото, рекламы не обнаружил. Возможно, одна из Кэтлин нашла картинку и заставила отца от нее избавиться. Или он выкинул ее сам.

С тех пор в памяти Малкэя мама навсегда осталась юной и прекрасной, даже после того, как он стал полицейским и увидел, как быстро улица разрушает подобных женщин: превращает в изношенных старух, малюющих на дряблой коже карикатуры на себя в молодости, цепляющих клиентов на улицах, продающихся по борделям. Финал – тело в глухом закоулке, на свалке или в заброшенном авто, избитое, распухшее, выброшенное, как мешок мусора.

Малкэй работал в отделе нравов и видел, как живут дети этих женщин: одичавшие, с мертвыми равнодушными глазами, воняющие мочой, кишащие вшами и блохами, оставленные перед телевизором с программой мультфильмов, пока мамочки отрабатывали свое в спальне или вообще за подвешенным к потолку одеялом вместо перегородки. От подобной жизни его спас отец. И оттого Малкэй многим ему обязан.

Валун стал огромным, красной тенью промелькнул за окном. Гул мотора эхом отразился от его бока.

– Она умерла, – сказал Малкэй.

– Слишком мало, – заметил Тио, качая головой. – Давай точнее, если хочешь выиграть приз. Как, по-твоему, она умерла?

– Передоз.

– Окончательный ответ?

– Да.

– Умерла от передозировки. М-да. Неправильно.

Тио мазнул пальцем по экрану смартфона и принялся читать:

– Маделайн Мери Келли, родившаяся третьего апреля тысяча девятьсот пятьдесят второго года, также известная как Блэйз, Скарлетт, Красная Шапочка, Мери Кеннеди…

Тио снова мазнул пальцем и показал экран. Малкэю захотелось вышибить телефон из руки мерзавца, закричать, заткнуть уши – только бы не слышать того, что Тио вот-вот расскажет.

– …теперь известная как Мэри Шварц, живущая в Сауфлейке, Техас, с мужем Гарри Шварцем и двумя милыми сыновьями-подростками.

Малкэю словно залезли в грудь, выдрали легкие, бросили наземь и наступили на них, так что стало невозможно вдохнуть. В ушах звенело. Он посмотрел на телефон, стараясь сосредоточиться на фото. На нем – двое неуклюжих толстоватых ребят, стоящих по обе стороны типичной пары из провинциального буржуазного клуба: лысеющего мужчины с брюшком, распирающим розовую рубашку-поло, и его выкроенной по модному шаблону жены. Она чуть выше его, распрямленные рыжие волосы с косметическим блеском, лицо подтянутое, ботоксное, рот наполнен дорогущими, сияющими белизной произведениями зубоврачебного мастерства.

– Смотри на дорогу, – предупредил Тио.

Тяжело дышащий Малкэй схватился за баранку, выдернул джип с обочины, с самого края асфальта, вернул на полосу.

– И как оно тебе? – продолжал дразнить Тио, все еще показывающий экран с фотографией. – Она удрала, оставив тебя с незнакомцем, потом сыграла наверх. Похоже, умно сделала, а? Кинула плод случайного залета коммивояжеру, чтобы подцепить Мистера Сельский Клуб. Как думаешь, на чем он ездит? На «лексусе»? Или на «линкольн-таун-каре» со всеми свистелками? А у супруги, наверное, свой «мерседес», маленький, двухдверный, и стоит он в гараже большем, чем квартира твоего старика.

Тио сделал паузу, чтобы до Малкэя лучше дошло следующее:

– Миссис Мама работает на большую туристическую фирму, сидит где-то в бухгалтерии. По мне, скучнейшее дерьмо, но наверняка работка чистенькая и спокойная. Да, сколько твой старик задолжал мне к тому времени, когда ты взялся платить по его счетам?

Малкэй сглотнул. Во рту пересохло:

– Слегка к северу от трехсот тысяч.

– Три сотни гран, – подтвердил Тио, кивая. – Готов спорить, наш сельский джентльмен столько зарабатывает за год. А может, и больше со всеми бонусами, страховками на зубы и прочим дерьмом. Да уж, твоя мамочка умно поступила, покинув тебя и неудачника, которого ты зовешь папой. Она разглядела шанс – и им воспользовалась. Можно только восхищаться такой хваткой.