Лариса Соболева - Петля Афродиты

Отправила брату письмо: «Артемка, ты чудо. Спасибо!!! Здесь телик только на кухне, бабушка смотрит специфические киношки, а Прохор – новости. Ты сделал мне огромный подарок, закинув мой ноут в баул».

Получила ответ: «Не за что, сеструха. Поменьше в инете зависай, а то тебя быстро вычислят заинтересованные персоналии. Телефон в сумке, которую ты забыла на даче, тоже не советую пользоваться по тем же причинам. Батарея вынута, лежит рядом в кармашке. Я кинул в чехол от ноута накопитель, там фильмы, музыка, библиотека на сорок гигов, игрушки. Развлекайся. Пока».

Все, о чем написал младшенький, нашла, а ведь его считали малость недоделанным – как ошибаются люди, включая близких. Марьяна подумала и, прежде чем отключить Интернет, написала: «Люблю тебя. Пока». Этих банальностей она никогда не писала и не произносила, да и дома сопливости не звучали, но, очутившись в изоляции, она вдруг ощутила потребность в них.

Повернулась дверная ручка, скрипнула, открываясь, дверь… Марьяна напряглась… в следующий миг усмехнулась:

– Здрасьте-пожалуйста. Что это вы, сэр, пробираетесь, как вор?

Прохор опустил крышку ноутбука, забрал его и поставил на стол, а потом присел на кровать, возмутив Марьяну:

– Эй, что это ты тут распоряжаешься…

– Почему ты в разных туфлях? – неожиданно спросил он.

– Потому что… прикол такой. Какая тебе разница…

Марьяна хотела по привычке поскандалить, но Прохор снял туфельку и бросил за свою спину. Снял вторую и бросил… Дело приобретало предсказуемый поворот, Марьяна, выставив указательный палец, мотала головой, отползая в угол. А Прохор-то полз к ней на четвереньках. И когда он убрал грозивший палец, а его лицо приблизилось настолько близко, что Марьяна ощутила горячее дыхание Прохора на лице, она предупредила шепотом:

– Буду кричать.

– Я же говорил – бабушка плохо слышит, а когда спит, вообще глухой становится. И потом, вкус у меня отличный.

Его губы соприкоснулись с ее губами, потом был поцелуй такой крепкий, сильный, долгий… Марьяна подумала: «Может, покричать для порядка?» Ну да! А вдруг бабушка еще не спит? Зачем пугать старушку? Тем более, когда мавр действительно сделал свое дело.

Он вошел в дом, дальше порога не двинулся, кинув сумку к ногам на пол. Встретила его Леся: величаво вышла из кухни, пухлые ручки скрестила на груди, облокотившись о дверной косяк, а на рожице – осуждение, словно она член комиссии по нравственности.

– Позови Сати, – потребовал Артем.

– Она сейчас спустится, – почти не разжимая рта, изрекла Леся.

Противно стоять под неусыпным оком этой туповатой на вид бабы. Артем закинул в рот жвачку – рот занят, и уже лишнего не сболтнешь, прошелся по прихожей, посмотрелся в зеркало и причесал пятерней спутанные кудри. Послышались шаги по лестнице, он обернулся. Сати принесла большую сумку, заполненную до отказа, и вторую (плоскую), поставила обе на пол:

– Это не все. Есть куда положить зимне-осеннюю одежду?

– Вон там… – Кивком головы он указал назад. – В бауле еще одна сумка.

Сати открыла шкаф, сняла шубку, куртку, плащ, одновременно поинтересовавшись:

– Почему Элла не приехала с тобой?

– Не знаю, – ответил он. – Наверное, боится, что ты начнешь давить на нее.

– У нее были приступы?

– С какого перепугу? У нас все классно. Дядя Богдан научил Эллу переправлять эмоции в полезную для нее сферу. Упражнениями. Это значит, что она не идиотка.

Сати, укладывая верхнюю одежду в сумки, которые он привез с собой, бросила ему:

– Ее здесь за идиотку никто не держал.

– Но диагноз поставили! – огрызнулся Артем. – Не знаешь, как это психику ломает? Она же считала себя идиоткой, сама себя боялась. Тебе-то зачем это было нужно?

– Диагноз ей поставили еще в детстве…

– А че не проверила еще и раз, и два, и три? Вдруг ошибка? Вдруг есть от диагноза ветки, где не сама болезнь притаилась, а лишь намек на нее. Я – дуб в этих вопросах, а и то понял: что-то тут не то, лажа какая-то.

Ей нечего было ответить, она и не ответила. Подошла к нему с маленькой сумочкой, достала документы, протягивая по очереди:

– Паспорт… Это аттестат… Медицинская карта…

– Карту оставь себе на память, мы начинаем новую жизнь.

– В плоском пакете лежат ее рисунки, краски…

– Не надо. Я купил ей краски, она рисует красиво, а не чернушную муть, как раньше. Пойдет учиться в художку, в колледж, там, куда мы едем, есть. А ты из нее растение сделала.

Судя по всему, Сати не удовлетворил его оптимистичный настрой, иначе она не сказала бы ему:

– Передай Элле, что у нее есть дом. Что бы ни случилось, она всегда может вернуться сюда.

Артем уставился на Сати, стоя на расстоянии вытянутой руки. Может быть, он хотел прочесть на ее лице всю правду, которая пряталась в ней от света. Как очень молодой человек, начинающий самостоятельный и с первых шагов довольно успешный путь, он наивно полагал, что способен читать чужую душу. Однако не вышло. Сати, как законсервированная мумия, которой пару тысяч лет, не поддавалась прочтению. Правда, Артем не расстроился, а ухмыльнулся:

– Сама позвони и скажи. Телефон с ней, номер не изменился. Слушай, а чем тебя охмурил мой старикан? Костя моложе, красивей… Неужели мой папа прекрасен баблосами? Но ты ведь тоже не бедная девочка.

– Ты нахальный, самонадеянный мальчишка. Я тебе не верю.

– Я тоже. Не верю. Тебе.

Юноша сделал несколько шагов назад, не снимая улыбки с лица и глядя на сестру Эллы, такую красивую и, в сущности, чужую. В следующий миг Артем сбросил улыбку, зашагав вокруг Сати и заорав во все горло:

– Отец!.. Слышишь меня?..

– Его здесь нет, – отчеканила Сати.

– Лжешь! – вытянув руку, с пальцем, указывающим на нее, рявкнул он и закричал еще громче, пугая нежную Лесю, которая вздрагивала от дикарских воплей: – Отец, выходи!.. Папа! Твой сынок пришел!.. Не хочешь?.. Я знаю, что ты здесь! Видел за углом твою тачку! Здорово тебя протаранил дядя Богдан! И он прав! А ты – нет! Слышишь? Ты не прав! Как, папа, насчет совести, а? Это же ты накосячил! А все получают по башке! Бум! Бум! Бум! Всем досталось! Кроме тебя!

Папа не вышел. Конечно, как можно! Наверное, у него все же осталась совесть, было стыдно встретиться с младшим сыном взглядами. А то и на неудобные вопросы пришлось бы отвечать, то есть лгать. Артем снова остановился напротив Сати, которая обхватила руками свои плечи, опустив ресницы – прямо сама святость в натуральную величину. Когда парень остановился, она вскинула на него глаза, он отреагировал шутовским приемом – заслонившись от нее руками:

– Ой, как страшно! Не смотри на меня, а то спалишь взглядом!

После хихикнул, собрал три сумки, взвалил их на плечи, а на прощанье поделился с ней, кивнув в сторону гостиной, видно, полагал, что отец там: