Наталья Солнцева - Подручный смерти

Странная одержимость гнала его вперед. Он наделся на интуицию, которая вела его. Он, словно в трансе, подчинялся подсознательному голосу… Он не знал, чей это голос и куда зовут его…

Слепцов страшно устал и уселся на замшелый камень – валун, обкатанный давним ледником, – скинул рюкзак, развязал и заглянул внутрь…

Его бил озноб, который перешел в жестокую лихорадку… Нахлынула тошнота, в груди заполыхал пожар, рассудок помутился… Он хотел позвать на помощь, но язык его не слушался…

Утром Анюта заглянула в комнату, где спал брат, и увидела пустую кровать. Постель была смята, на полу валялся рюкзак… а больного и след простыл.

– Да что ж это такое! – испугалась она. – Пашки нет, Миши нет!

Мобильный сына не отвечал. Либо тот нарочно отключил телефон, либо забыл зарядить. А сотовый брата лежал на столе.

Анюта сквозь сон слышала какие-то шаги, скрип половиц, но подумала, что это Пашка явился. Не стала вставать, чтобы не сорваться и не устроить ссору при брате. Тот в кои-то веки приехал погостить, а они с первого дня испортят ему настроение.

То, что Пашкин диван оказался пуст, ее не удивило. Такое случалось время от времени. Загулял парень, остался на ночь у друзей. Она сама его просила, чтобы в темноте мимо пустыря не ходил. Не ровен час, беда приключится.

Но куда мог подеваться брат? Он болен, слаб и едва держится на ногах. Куда его понесло ни свет ни заря? И почему тайком?

Анюта прижала руки к груди. Сердце заныло от тревоги. Она метнулась к вешалке, проверила одежду. Куртка брата на месте, ботинки тоже. Не раздетый же он ушел? И телефон оставил…

– Господи!.. Что случилось-то?

Хлопнула входная дверь, и в дом ввалился Пашка. Мать оторопела, глядя на него: без шапки, челка прилипла ко лбу, глаза вытаращенные, дышит так, словно бежал стометровку.

– Что с тобой, сынок?

От подростка разило водкой, он покачнулся и чуть не упал. Анюта подхватила его под мышки и повела в горницу, к печке – греться, отпаивать чаем.

– Где тебя носит? Почему не позвонил, что ночевать не придешь? Я же просила!

– З-забыл…

– А к нам дядя Миша приехал, в гости.

Пашка пропустил ее слова мимо ушей. Он привалился к окну, отодвинул занавеску и выглянул на улицу.

– Ты чего такой взъерошенный? – забеспокоилась мать. – За тобой гнался кто?

– Отстань…

Она помогла ему снять куртку и усадила на лавку, покрытую плетеным ковриком. Парень явно был не в себе.

– Ты что пил-то? Казенку или самогон?

Анюта наклонилась к сыну и принюхалась. Кроме водки, от него ничем не пахло. Значит, не курил. Может, наркоту пробовал?

Она вспомнила о брате, и всплеснула руками. Мишаня исчез, Пашка явился бухой. Все одно к одному!

Вдруг в доме раздался стук, будто кто-то в двери ломится, и крик.

– Че это, ма? – всполошился сын, трезвея. – Слышишь?

– Не знаю…

Анюта побежала на звуки и очутилась перед дверью в чулан, где хранился ее фирменный горячительный напиток. Снаружи висел замок. Она запирала чулан, чтобы Пашка не добрался до выпивки.

– Помогите… – донеслось из-за двери. – Выпустите меня!..

Анюта подергала замок. Закрыт! Ключи она прятала у себя в комнате, за иконой. Взять их оттуда никто не мог. Пашки дома не было, а Мишаня…

Бух! Бух! Бух! – кто-то колотил изнутри в дверь чулана. Хозяйка ойкнула и побежала за ключами…

Грибовка была обычным провинциальным городком с признаками застоя и угасания. По мнению Бортникова в жизни в принципе не бывает точки стабильности. Если что-то не развивается, оно непременно будет разрушаться, опускаться ниже и ниже, пока не дойдет до самого дна. Впрочем, где это дно и как быстро его можно достигнуть?

Доктор на себе проверил это правило и убедился, что оно верно не только для живых организмов и материальных объектов, но и для вещей неуловимых и эфемерных – таких, например, как человеческие чувства и даже пресловутые «духовные искания». Если дух не устремлен ввысь, он погрязнет в низменных страстях и деградирует до уровня животных инстинктов.

Должно быть, Бортников выбрал извилистый путь к саморазвитию, потому как почти добравшись до вершины, понял, что не туда попал. То ли ошибся в выборе, то ли заблудился, и «вершина» на поверку оказалась обманкой.

Он тяжело переживал разочарование. Оттого и забрался в глушь, чтобы в уединении зализывать раны. Однако же надо на что-то жить, и Кирилл устроился терапевтом в поликлинику, где не хватало врачей. Поскольку он являлся специалистом «широкого профиля», скоро к нему стали бегать за советами сначала коллеги-эскулапы, потом грибовское начальство, бизнесмены и их склочные жены, которые жаловались на депрессию, нервы и головные боли.

Женщины любят лечиться, в отличие от представителей сильного пола. Они-то и составили основную клиентуру Бортникова, который отказался от карьеры в столичной клинике и решил похоронить себя в глубинке. Поговаривали, что всему виной – несчастная любовь. Дескать, не добившись взаимности от красавицы-модели, которую он вылечил от анорексии, доктор хотел застрелиться. Потом передумал, уволился с работы и укатил, куда глаза глядят. Он нашел подходящее лекарство от отчаяния и сердечной боли – спасать других и тем обрести спасение для себя.

Когда до ушей Кирилла дошли эти слухи, он не знал, смеяться или ругаться. Пожилые докторши сочувственно поглядывали на него и вздыхали, медсестры украдкой перешептывались за его спиной. Сначала его это забавляло, а со временем стало раздражать. Но он смирился.

Бортников поселился у старухи-вдовы в деревянном доме с настоящей русской печью, резными наличниками, ставнями на окнах и геранью на подоконниках. Вдова души в нем не чаяла и относилась, как к сыну. Тем более, что оба ее отпрыска забыли и думать о матери. Один уехал на нефтепромысел за длинным рублем, другой спился, надебоширил и угодил за решетку. Внуков Зинаида Петровна так и не дождалась, зато в ее безрадостной судьбе появился Кирилл, о котором она могла заботиться.

Этим осенним утром она готовила жильцу завтрак – молочную кашу, пышки с вареньем и чай. Доктор не отказывался от опеки, чтобы не обижать хозяйку. Он хвалил ее стряпню и терпеливо выслушивал стариковские жалобы.

Зинаида Петровна накрыла на стол и села, поджидая жильца. Сегодня у него вторая смена, а с утра – свободное время. Обещал дров наколоть.

Во дворе загремел цепью, зашелся лаем Дружок – рыжий пес с пушистым хвостом. Вдова поднялась и выглянула в окно. По дорожке шагала «вертихвостка» – так она называла медсестру Маришу. Та приходила помогать доктору вести прием. Но сегодня они, кажись, не договаривались.

Хозяйка поспешила во двор и перехватила бледную Маришу с красными глазами.