Марина Серова - Угнать за 30 секунд

– Ну разумеется.

– А убивал, конечно, Николай? Ты же, кажется, на него все свои грехи списываешь.

Корчевников кашлянул. Его серые губы кривились от боли. На виске пульсировала жилка, похожая на свернувшегося кольцом и не желающего умирать дождевого червя. Борис хрипло выговорил:

– Да нет. Куркова убрал я.

– Честность – хорошее качество, – отметила я спокойно, хотя у меня от всего происходящего мучительно кружилась голова. – Ну, продолжай в том же духе. За что убили Косинова?

– У него был конфликт с Фомичевым. Деталей не знаю. Помню только, что это касалось их проекта. Кажется, Косинов протестовал против каких-то там… Словом, он пригрозил Фомичеву, что предаст огласке некоторые моменты.

– Огласке?

– Да. Он говорил, что выставит их на суд общественности. У Косинова была вообще странная манера выражаться… старомодная. Как у комсомольского вожака в годах этак шестидесятых.

– Ага, – кивнула я, – понятно. Конфликт Косинова с Фомичевым, крайний – Кешолава, сюда же влезли два глупца, угнавшие машину Косинова, который, как последний дурак, оставил авто с важнейшей информацией в бортовом компе просто на улице. Наверное, сильно он измотался, если позволил себе такую глупость. Или думал, что Фомичев не догадается?

– Что думал Косинов, уже никому не откроется.

– Философ, – усмехнулась я. – Ну хорошо… Я все могу понять: корпоративный конфликт в знатном семействе ИГИБТа, матерый гэбистский волк Фомичев перегрыз горло залетному гусенку Косинову, две бродячие дворняжки, Костюмчик и Микиша, влезли не в свое дело, сперли единицу автотранспорта. Кешолава – тоже понятно, за что страдает. Но, – я наклонилась к самому уху Корчевникова, – моя тетушка-то тут при чем? Она-то какое касательство имеет к этому делу?

– Я же говорил, что не знаю!

Я погладила волосы на виске Корчевникова дулом «беретты»:

– Что, правда?

– Ну в самом деле я не знаю! Только слышал, что все из-за того, что она – родственница генерала Охотникова. Родная кровь. И еще там приблудился этот Долинский, которого в последнее время усиленно разыскивает Фомичев. Долинский ведь пропал из виду несколько лет тому назад, и с тех пор о нем ни слуху ни духу. А без него что-то там у Фомичева не срастается, причем со смертью Косинова – тем более.

– Зачем же было резать курицу, которая несет золотые яйца? – спросила я. – Под курицей я разумею, понятно, Вадима Косинова.

– Потому что курица слишком громко кудахтала, – отозвался Борис. – Никто не виноват… А еще я слышал, – вдруг встрепенулся он, – что все происходящее имеет прямое отношение к конференции этих… ученых, которые и сейчас заседают.

– Вот, значит, в чем дело… – пробормотала я. – Конференция… «суд общественности». Может, именно на конференции Косинов собирался опубликовать какие-то запретные, на взгляд Фомичева, нюансы разработок по проекту «Ген регенерации»? Все может быть, все может быть. Ладно, Боря, ты уж извини, но я тебя в таком виде оставить не могу. Кто мне поручится за то, что ты не начнешь сразу после моего ухода названивать Коле-клинику или даже самому Фомичеву? Никто.

Корчевников пошевелился, лежа на полу, и шевельнул губами так, как это делают глухонемые. Потом выговорил хрипло:

– Ты меня застрелишь?

– Нет, утоплю, – отозвалась я. – Ты ведь предпочитаешь именно такой вид смерти? По крайней мере, в отношении других людей? Ладно. Не буду марать об тебя руки. Только я хочу еще получить от тебя адрес Николая. Как его фамилия, кстати?

– Савин. Николай Савин.

– Ну вот и скажи мне быстренько адрес Николая Савина. Да, кстати, а Фомичев часто не ночует дома? Адрес-то его у меня есть, только я не думаю, что он постоянно там бывает.

– Случается, что он ночует в институте. Довольно часто. У него там есть комната отдыха, и он там спит. Он вообще неприхотливый человек, так что…

– Отлично, – сказала я. – Фомичев у нас спартанец, я поняла. Ну, диктуй адрес своего дружка Савина.

Корчевников, глядя на меня уже откровенно умоляющим взглядом, сказал адрес Николая и Елены – они жили вместе, как оказалось. Затем я связала Бориса и заклеила ему рот пластырем. В процессе связывания я пару раз ненароком зацепила простреленное колено страдальца и так же случайно сжала его запястье. Он потерял сознание.

Оставив Корчевникова валяться в собственной гостиной, я вышла из квартиры и захлопнула за собой дверь. Конечно, нужно было его убрать. Профессиональная этика вполне это допускала и даже в некотором роде требовала. Тем более никаких угрызений совести я по поводу смерти «гусара» вряд ли испытывала бы. Но, наверное, я минула тот возрастной рубеж, когда к смерти относятся легко и без должного почтения. Теперь отнять у человека жизнь было для меня гораздо сложнее, чем, скажем, пять лет назад. Даже если этот человек – такой законченный подонок, как этот «гусар» Боря, фомичевское отребье.

Да. Чувствуется, что ответы на все вопросы я могу получить только у одного человека.

Его зовут – генерал-майор Фомичев Г. А.

После встречи и разговора с Корчевниковым я отправилась, конечно, по двум известным мне адресам: к Николаю с Еленой и к Фомичеву.

Ни тех, ни другого дома не оказалось.

Соваться в ИГИБТ было бессмысленно. Не зная броду – не суйся в воду, это определенно. Даже знай я твердо, что Фомичев там, я все равно не стала бы пытаться проникнуть на территорию столь тщательно охраняемого объекта.

Мы с Максимом Максимычем и Микишей поехали в Ровное.

Антон Кузьмич и Алексей Фомич, кажется, взялись за ум. Хотя «дядьки» по-прежнему проживали совместно, они – вот редкий случай! – находились в здравом уме и твердой памяти, чему нельзя было не удивиться, а еще больше – не обрадоваться. Визит «племянников» они, естественно, восприняли как повод выпить, но оказалось, что причина их воздержания от алкоголя до крайности проста: у Кузьмича и Фомича просто кончились деньги, а сами они самогон не варили. Алексей Фомич объяснил это неумением и незнанием, и толстенький Антон Фомич ему поддакивал.

Единственной кредитоспособной персоной оказалась, как то ни печально, – я. Максим Максимыч и Микиша это знали, потому и принялись «трамбовать» меня со все возрастающей интенсивностью на предмет приобретения алкогольсодержащей жидкости. Конечно, все кончилось тем, чем и должно было кончиться: я не выдержала долгих и нудных просьб и уговоров и дала денег на приобретение одного литра водки, но ни каплей больше. Микиша немедленно умчался в магазин.

А я уселась на лавке и задумалась.

По сути, мне больше ничего не оставалось, кроме как сидеть и ждать. Конечно, можно было попытаться связаться с Фомичевым по телефону и предложить ему обменять «Рено», стоявший на старой лесопилке, на Людмилу Прокофьевну. Весьма, кстати, недурная цена за сестру генерала КГБ. Но где гарантии, что Фомичев не устроит какой-либо очередной ловушки? Ведь я могу потерять все. Хотя… Все-таки выходить с Фомичевым на переговорный процесс, наверное, надо. Просто другого выхода не остается. Правда, Косинов вон уже договорился… о встрече у стадиона «Темп», в результате чего и получил надгробную плиту и железный гроб в виде сплющенного до безобразия каркаса собственной машины.