Людмила Герасимова - Зачем дана вторая жизнь

— Ты хочешь сказать, что Марину убили в квартире Алины? — переспросил Бобров. — А по какому адресу она живёт?

— Улица Ялтинская, номер одиннадцать, квартира тридцать один.

— Так это домашний адрес пропавшего Тополева! — удивился следователь, начиная улавливать связь между событиями. — В деле я прочитал, что опрашивали и Тополевых, но они свидетельствовали, что давно не видели Марину. Их не стали проверять, так как семья не переставала горевать по сыну. Придётся снова взяться за Тополевых, а вы, девчонки, перестаньте носиться по городу. Отдыхайте. Мы сами всё проверим! Я вам это обещаю!

— Виталий Анатолич! Держите нас в курсе! И не забывайте, что вы нам пообещали. А я пообещала бедной Марине, что найду убийцу и скажу её матери, чтобы больше её не ждала!

Провожая Боброва до двери, Лена вспомнила:

— Так что вы говорили о Веронике? Она действительно жива?

— Живее всех живых, — подтвердил следователь. — Мы установили круглосуточное наблюдение за домом и офисом Сверкова Виктора Владимировича, который в твоих видениях общался с Вероникой. Долго не пришлось ожидать, как прилетела к нему пташка. Ребята смогли сделать снимки приятельницы Сверкова, и оказалось, это Пустакова Вероника Сергеевна. По крайней мере, она на неё сильно похожа, если брать во внимание, что Пустакова уже похоронена.

— А почему вы её не арестовали? — удивилась Лена.

— Пока не за что. Можем только пока поводить её до удобного случая. Сейчас выясняем круг знакомых лже-Пустаковой и Сверкова, и потихоньку проверяем всех.

— А крокодил?

— А крокодила мы сдали в зоопарк. Думаю, ему там хорошо, — улыбнулся Бобров, выходя из квартиры.

— А те парни? Вы их нашли? — последовала за гостем Лена.

— Быстрая ты. Ищем! И-щем! — произнёс мужчина и сел в лифт.

Лена, свободная в этот вечер от занятий с экстрасенсом, в восемнадцать ноль-ноль в сопровождении Алины стояла перед обтянутой чёрным дерматином дверью и звонила в квартиру пятьдесят шесть дома тридцать два на улице Южной.

— Никого нет, подождём внизу, — предложила Аля.

Перед подъездом на лавочке беседовали две старушки. Девушки поздоровались и попросили разрешения сесть рядом.

— Садитесь, садитесь, — приветливо пригласили пенсионерки. — А вы к кому-то пришли? Вроде как не наши!

— Да, мы хотели бы увидеться с Волковой из пятьдесят шестой квартиры, — объяснила Лена.

— С Машей, что ли? А зачем? — на Лену уставились две пары любопытных глаз.

— Да так, хотели с ней поговорить, — уклончиво ответила Алина.

— А зачем это вам, девчонки? — подозрительно прищурилась одна из бабушек. — Что вы хотели? Квартирантов она не берёт. Живёт одиноко. Видеть никого не хочет. Почти ни с кем не разговаривает с тех пор, как дочка потерялась.

— У неё дочь потерялась? — ужаснулась, как могла натуральней, Лена. — Надеюсь, нашлась?

— Какое там! Сгинула, как и не было. Прям перед самой свадьбой! Такая красавица была! Эх! Недаром говорят, не родись красивой, а родись счастливой. А ей, бедной, всё не везло. Сначала первый жених ушёл воевать в Чечню, да не вернулся. Мариночка ходила бледная, сама не своя. Институт забросила. Всё бегала к родителям мальчика — недалеко тут жили. Потом не выдержали такого горя и переехали в другой район. Но это уже потом, когда Маринка пропала. Тут у нас говорили разное… Одни считали, что раздумала она всё-таки замуж за другого выходить, и сбежала. Другие сплетничали, что она отказала жениху, а он её от ревности и убил. А некоторые предполагали, что сбежала она в Чечню искать своего Толика, да сгинула — шутка ли, какое время было. Уж больше трёх лет прошло, правда, Клав? — спросила толстушка.

— А не четыре? — засомневалась Клавдия и стала загибать на руке пальцы, шевеля губами. Затем заявила: — А я всегда считала, что Марину похитили чеченцы. Вот я по телевизору слышала, что они очень беленьких девушек любят, похищают их, потом продают в Турцию или ещё куда за границу. Может, и жива девочка, только мается на чужбине, и весточки не может матери прислать. А Маша всё ждёт её, все глаза проглядела да проплакала.

— Она скоро с работы вернётся? — спросила Лена словоохотливых женщин.

— С какой работы? — удивилась Клавдия. — Она не работает. С тех самых пор и не работает. Да и из дому редко выходит — боится дочку прозевать, когда та домой вернётся! Вот выйдет в магазин и скорей домой бежит.

— А на что она живёт? — удивилась Лена.

— На пенсию! Ох, бедная, на одну пенсию! — тяжело вздохнула полная женщина. — Она же родила себе Маринку поздно, уж за тридцать пять было, вот и вышла на пенсию ещё при дочке, но продолжала в библиотеке работать. А тут такое! Так что забросила она свои книжки и совсем одичала. Постарела сильно, выглядит старухой. Правильно я говорю, Клава?

— Правильно. Мы по-соседски вначале ходили к ней, чтобы немного развеселить, да какое там! Сидит и как будто ничего не слышит и никого не видит. Боялись, что умом от горя тронется! Только, видно, не может она с ума сойти, пока дочку ждёт.

Лена почувствовала, как сердце сжала мохнатая звериная лапа. Взглянула на Алину — та выглядела бледной и расстроенной.

— Где же мать Марины? — с трудом произнесла Лена. — Мы звонили, а она не открывает.

— Так она минут пятнадцать мимо прошла с сумкой, наверное, за продуктами. Сейчас должна вернуться! А вам-то на что она нужна? — всё-таки поинтересовалась Клавдия.

— Так мы хотели на квартиру к ней попроситься, всё веселей ей будет, да деньги, говорите, ей нужны.

— Зря, девчонки, пришли. Не пустит она вас. А вон и она! — указала рукой на бредущую по дорожке сгорбленную тощую фигуру в серой безликой одежде и с платочком на голове.

Женщина приблизилась к скамейке, скользнула взглядом по лицам девушек и разочарованно опустила глаза. Подруги поспешили за Волковой и догнали её в подъезде.

— Здравствуйте, Мария, извините, не знаю вашего отчества, — обратилась к ней Лена. — Позвольте вам помочь! — взялась она за сумку.

Волкова ношу не отдала, остановилась на ступеньках и, обернувшись, спросила дрогнувшим голосом:

— Вы мою Мариночку видели?

Девушки в замешательстве переглянулись.

— Так вы не от Мариночки? — разочарованно протянула Мария и, блеснув слезинками в потухших глазах, повернулась спиной и устало продолжила путь наверх по лестнице. Девчонки затоптались на ступеньке, не решаясь двинуться следом. Алина первая очнулась и, махнув рукой, решила:

— Уходим. В другой раз!

Девушки отправились восвояси. Вначале бесцельно брели по улицам, потом, проходя мимо сквера, вошли в него и сели напротив чудесного фонтана. Мимо текла жизнь, а они сидели молча и думали обе о бедной Марине и её несчастной матери. Вся эта красота и вся суета в этом мире уже не для них: одна бесследно исчезла, будто никогда и не ходила по этой земле, не бегала по этим аллеям, не зарывалась лицом в пахучую сирень, не любила кудрявого одноклассника, не танцевала на школьном балу, и осталось от неё только прозрачное облачко; другая ходит, дышит и ещё живёт, ничего не замечая вокруг, только для того, чтобы всё-таки дождаться возвращения дочери. Но никогда у неё уже не будет ни дочери, ни внуков, ни радости, ни счастья…