Татьяна Коган - Персональный апокалипсис

– Все верно. Это госпиталь, где лечится ваша дочь. Я набираю номер вашей супруги. У вас две минуты. Лишнее слово – и разговор прервется.

Мэдди ждала, когда доктор закончит осмотр Тины и поделится заключением о ее состоянии. По его мнению, лечение идет хорошо, организм откликается, и высока вероятность успешного выхода в ремиссию.

В холле госпиталя было шумно. Снующие туда-сюда медсестры переговаривались, звонили телефоны, тарахтели колесики каталок. Мэдди опустилась на стоявший у стены стул и закрыла глаза. Вчера ей пришло уведомление о поступлении на банковский счет баснословной суммы, и она словно очнулась от кошмара, в котором пребывала в последнее время. Ее вызывали в полицию, расспрашивали о муже, но толком ничего не объясняли. Мэдди кричала на офицера, требуя рассказать, в чем дело и где Томми, но ее вопросы игнорировали, словно она была пустым местом. В итоге расплакалась прямо перед офицером, предчувствуя самое худшее. И не ошиблась. Подробности ей так и не сказали, лишь намекнули, что Крайтон обвиняется в ограблении и убийстве.

Рыдания мгновенно прекратились. Она зло вскинула голову. Бред. Томми не самый законопослушный гражданин, но на убийство не способен! И если он под арестом, то она имеет право на свидание! Офицер силой вывел ее из кабинета и заявил, что свяжется с ней, когда ситуация прояснится. А пока она должна запастись терпением.

Все это напоминало паршивый спектакль в дерьмовом театре. Так же не бывает, чтобы ближайшего родственника держали в неведении и отказывали в законном свидании. Если бы не Тина, требовавшая внимания и заботы, Мэдди просто сошла бы с ума. Она вытирала слезы, сжимала кулаки и сутки напролет проводила в больнице, боясь хотя бы на минуту оставить дочь. Состояние малышки ухудшилось, но врач объяснял, что это обычная реакция на химиотерапию. Мэдди дежурила у постели дочери, запрещая себе плакать при ней. Тина просыпалась и спрашивала, где папа.

– Папа рядышком, милая. Папе нужно кое-что сделать, чтобы ты поправилась. Ты ведь хочешь поправиться, да?

– Я хочу увидеть папочку, – хныкала девочка.

У Мэдди сердце разрывалось, но она гладила дочку по голове и ласково шептала слова утешения.

– Папочка скоро вернется. Он ни за что не расстанется со своим воробушком.

Она уговаривала себя не поддаваться панике. Томми никогда ее не обманывал, он обещал, что все будет хорошо, а значит, все так и будет. Нельзя сомневаться, ни в коем случае нельзя, иначе она сломается и ни на что не будет способна. Ей нужно держаться, пока Томми не вернулся. Потом она позволит себе истерику, но сейчас следует оставаться в трезвом уме. И словно награждая ее за правильное решение, на банковский счет поступила необходимая на лечение сумма. Никто, кроме Томаса, этого сделать не мог, а значит, в участке ей морочили голову! Если бы он находился под арестом, как бы осуществил перевод?

В сумке затрезвонил мобильный. Кто-то звонил с анонимного номера.

– Алло, – машинально ответила она.

– Шоколадная, привет.

– Господи! – Мэдди вскочила со стула, уронив сумку на пол и даже не заметив этого. – Томми! Где ты? Куда ты пропал? С тобой все в порядке? Я чуть не спятила от страха!

– Что с Тиной? – Его голос звучал странно глухо, но Мэдди была слишком взволнована, чтобы обратить на это внимание.

– Деньги пришли, я оплатила лечение, врач уверяет, что все идет превосходно.

Томас сглотнул застрявший в горле комок:

– Ты в клинике?

– Да!

– Выйди, пожалуйста, на улицу.

Щемящее предчувствие кольнуло сердце, Мэдди бросилась к центральным дверям. Выбежала на мороз, не потрудившись надеть куртку.

– Я вышла, Томми! – Она кричала в трубку и сама этого не понимала.

Крайтон впился взглядом в появившуюся на ступенях фигурку. Мэдди похудела; волосы собраны в пучок, черты заострились, отчего ее лицо выглядело строго, почти сурово. Ему показалось, что в салоне машины перекрыли подачу воздуха – так тяжело стало дышать.

– Ты очень красивая.

– Томми, ты меня видишь? Где ты? – Она озиралась по сторонам, металась от перил к перилам, ища его глазами.

– Я люблю тебя.

Хоук показал жестом, что пора заканчивать разговор.

– Я так сильно люблю тебя, – повторил Томас. – Не жди меня. И постарайся простить.

Хоук отнял телефон от его уха, и водитель тут же завел двигатель, трогаясь с места. Мэдди повернула голову: от ворот отъезжал черный джип. Она долго глядела вслед, пока он не скрылся за углом.

Томас смотрел в окно, на ставший вдруг черно-белым мир, плывущий за грязным стеклом, и ничего не чувствовал. Словно бы выскребли из него все эмоции, все содержимое, некогда составлявшее его личность, оставив одну оболочку. По темным тротуарам торопливо шагали прохожие, а над их головами кружилась невесомая снежная пыль, которую сметал с крыш дувший с озера ветер.

«Вряд ли в преисподней будет существенно хуже», – отрешенно подумал Крайтон. По крайней мере, там ему нечего будет терять. Жаль, он так и не увидел дочь. Через пару лет воробушек забудет, что у нее когда-то был родной отец. Да и Мэдди не станет вечно оплакивать канувшего в небытие мужа и утешится в объятиях другого. И этого другого Тина назовет папой.

– Вынужден завязать вам глаза. – Хоук повернулся в кресле, протягивая одному из охранников черную маску.

Повязка легла плотно. Томас прислонился затылком к подголовнику и на какое-то время перестал существовать.

А потом автомобиль остановился, и его довольно грубо выволокли наружу.

Несколько шагов по утоптанному снегу, затем по асфальту. Он споткнулся о что-то твердое, его дернули наверх, заставляя поднять ногу. Порог. Ступени вниз. Длинный холл или коридор – шаги отзывались гулким протяжным эхом. Его заставили остановиться. Послышался звук открываемой двери. Руки освободили от наручников, и почти сразу же пискнул электронный замок.

Томас снял повязку с глаз. Небольшая комната, обставленная по образцу гостиничного номера. Кровать, ворсистый палас, стол, стул, телевизор. Вместо окон – картины с тропическими пейзажами.

Он опустился на кровать, механически, как робот, и просидел так довольно долго, час, может быть, два. Потом потянулся за пультом, включил первый попавшийся канал. На Энимал Плэнет транслировалась передача про акул.

– …и зубы растут в пять-семь рядов. В пасти белой акулы – самой крупной из хищных – могли бы свободно разместиться восемь человек. Наибольшая из измеренных особей этого вида имела длину одиннадцать метров. Белая акула считается самой опасной и свирепой. Впрочем, на людей она нападает в крайних случаях – если сильно голодна и обязательно в теплой воде. На холоде она ничего не ест, существуя на желудочных запасах: акула способна долго, не переваривая, хранить пищу в специальном желудочном мешке…