Инна Бачинская - Тринадцать ведьм

— Да навряд, Мишка шебутной и пьющий, мало он Тамиле нервов потрепал. И без работы, сидел на шее, и хоть бы чего по дому сделал! Чашки за собой не вымоет, только жрет и телевизор смотрит. Тот еще бастрыга! Тамила и направила его восвояси. Он было грозился отсудить половину квартиры, да суд не взялся — квартира-то ее, а он в приймах всю жизнь. Да хоть бы ценил! Так нет, куда там. Пьянь и есть, одним словом. Хотя с лица ничего, видный, и пел красиво. Как запоет про ямщика, так прямо слеза прошибает. Но пил как собака. На лестнице ночевал!

— А что с ней случилось? Здоровая крепкая женщина, с чего вдруг?

— У нее сердце прихватывало и давление, она с собой таблетки в сумочке носила. Я ей говорю: «Тамила, бросай курить!» А она: «Брошу, — говорит, — уже почти бросила, сразу нельзя, врачи говорят, вредно». Так что ж получается, теперь Мишка получит и деньги, и квартиру?

— Насчет квартиры не знаю, а деньги не получит. Тамила сказала, подумает, вот я и пришел. Она ничего не подписала.

— А на кого ж она хотела записать страховку-то? Детей у нее нету.

— Не знаю. Детей нет, может, другие родственники есть.

— Да нету у нее никого! — всплеснула руками бабушка. — Я ей говорила: «Ты бы замуж пошла, молодая, красивая, чего одной куковать?» А она говорит: «Нету мужчин, тетя Стеша, одна голытьба кругом, вроде Мишки».

— Может, на подругу какую-нибудь…

— Да какая подруга! Была одна, еще со школы, она говорила, неразлейвода были! Да померла уже с год будет, убили грабители. Влезли, ограбили и убили. Весь дом вынесли!

— Как звали, не помните? — заинтересовался Монах.

— Да я и не знала никогда. Подруга и подруга, мне не надо.

— А грабителей поймали?

— Поймали! Их целая шайка была, воровали и убивали. Еще в газете прописали про них. Я теперь дверь никому не открываю, страшно! Никогда такого не было, помню, и не закрывали вовсе, по-соседски жили, как одна семья. А теперь позаселялись пришлые, и не знаешь, кто такие, не поздороваются никогда, слова доброго не скажут, только зыркают. И шебутят всю ночь своими пьянками-гулянками.

Монах ухмыльнулся, услышав про дверь, и спросил:

— Что за человек была Тамила?

— Хороший человек, всегда спросит, как здоровье, продуктов принесет или лекарство из аптеки. Всегда мне ключ оставляла, когда едет куда, цветочки полить или свет включить, чтоб думали, будто дома кто есть.

— Ключ еще у вас?

— У меня, хотела отдать в полицию, да не вспомнила. А что? — Бабушка смотрела на Монаха настороженно.

— Там остались мои бумаги, надо бы забрать. Придется в полицию обращаться. Ладно, Стеша Харитоновна, спасибо вам за приют и за добрый разговор, мне пора.

— Да погоди ты! Торопыга какой! — замахала руками бабушка. — Чаю хочешь? Замерз, поди, зима на улице, так и студит, так и метет, не упомню такой раньше.

Монах не только не замерз, ему было жарко, как в преисподней, в несуразном толстом свитере — подарке Анжелики; он чувствовал, как по спине стекают противные щекочущие струйки влаги. Он неопределенно улыбнулся и огладил бороду.

— Сейчас! — Бабушка вскочила и посеменила в кухню.

Монах остался один. Он оттянул ворот свитера, дунул внутрь, чтобы усилить циркуляцию воздуха, прикидывая, а не снять ли его вообще. Надеть это малиновое рукоделие было ошибкой. Рукоделие, как же! Рукоблудие, а не рукоделие. Анжелика вязала свитер полгода, и Монах допытывался, хихикая в душе, кому такое чудо, и подначивал Жорика. Анжелика таинственно молчала, а потом взяла и презентовала свитер Монаху, причем следила, чтобы он подарок носил. Очень удобно, говорила Анжелика, ворот высокий, не нужен шарф. Жорик свитер одобрил, сказал: «А мне?» — «Ты следующий, — пообещала Анжелика. — Тебе будет зеленый».

— Давай на кухне, — сказала появившаяся Стеша Харитоновна. — Там теплее.

Чай был жидкий, но зато горячий. Монах дул на ложечку, ел домашние твердые коржики, нахваливал без меры.

— Как напьешься, пойдем к Тамиле за твоими бумагами, — решила бабушка. — Еще чайку?

— Спасибо! — обрадовался Монах, утирая рукавом влажное лицо. — Можем идти, я уже напился!

…Квартира ясновидящей встретила их настороженной и печальной тишиной.

— Тут у нее зала, — объясняла по ходу Стеша Харитоновна. — Вон цветы еще стоят в вазе… засохли совсем. Я тут с тех самых пор и не была. Боязно.

— Цветы муж принес?

— Не-а, Мишка какие подешевле купил, хризантемы, откудова у него деньги. А эти, вишь, красные розы, дорогущие… — Она задумалась. — А может, и был у нее кто, не скажу точно, не знаю. Может, завелся ухажер, такие розы больших денег стоят.

А здесь вроде как кабинет, книжек много, был этот… компьютер, да полиция забрала. — Она открыла дверь в следующую комнату. — Теперь и не отдадут, себе взяли, должно. Может, и твои бумаги забрали. Ежели она надумала кого прописать в страховке, так, может, он теперь и получит. Вот так, за здорово живешь и хапнет дармовое.

— Не хапнет, — успокоил ее Монах. — Тамила ничего не подписала.

— Ага, тогда ладно. Ну, ты смотри давай, а я вазоны пока полью.

Она ушла, и Монах огляделся. Заметил фотографию на письменном столе: знакомая уже по картинке из Интернета крупная брюнетка с пышной гривой волос и мелковатый, очень серьезный мужчина в громадных очках. Муж Миша, догадался Монах.

Много книг на книжных полках вдоль стены: сонники, обучение гаданию, восточные календари, учебники черной и белой магии, искусство колдовства. Монах ухмыльнулся — читай и действуй. Он считал, что ведьмой нужно родиться. Хотя многие ведьмонологи считают, что необязательно и ведьмы бывают двух видов — не только прирожденные, но и ученые. Первые получили дар по наследству, вторые заключили договор с нечистой силой. Причем прирожденные способны как на доброе, так и на злое, и бывает, просыпается в них сочувствие к человеку, а ученые способны только на гадости. И самое интересное, они не в состоянии исправить даже собственные козни. Правда, в наше время ведьмой может стать всякий желающий. Нужно только записаться на курсы ведьмовства, можно даже на онлайн-курсы в Интернете, и прилежно посещать очные семинары или виртуальные вебинары. «Ежели бы все так просто…» — пробормотал Монах и подумал, что он сам, скорее всего, получил свой дар по наследству, так как никогда ничему не учился, а насчет курсов одолевают его смутные сомнения. Его собственный дар… он затруднился бы описать его, скорее, он чувствовал его на уровне инстинкта и называл себя волхвом, о чем мы уже знаем.

Он снял с полки книгу «История ведьмовства», пролистал, наткнулся на строчку: «Считается, что самый яркий признак ведьмы — хвост, причем, голый у молодой ведьмы и обросший волосами у матерой»; «Ведьмина сила усиливается в полнолуние и накануне весенних гроз, а еще в большие праздники, например, Ивана Купалы; его звали иногда Иван Ведьмарский или Ведьмин Иван».