Николай Зорин - Формула влияния

— Ладно, давай, — сказала она, удобней устраиваясь в кресле и про себя отмечая, что раньше ей бы и в голову не пришло с комфортом устраиваться, — давай этот чертов браслет, попробую.

Федор мне улыбался. Никакого пистолета в его руке не было.

— Ань, ты чего? — он смотрел на меня испуганно, как ребенок смотрит на внезапно заболевшую мать.

— Ты меня напугал, — тяжело дыша, проговорила я. — Появился так неожиданно. — Я попыталась улыбнуться — ничего не вышло, губы не слушались, кривились в гримасу плача. От пережитого потрясения мною овладела невозможная слабость, ноги подкашивались. Мне хотелось уткнуться в плечо Федора и разрыдаться.

— Прости, — он прикоснулся к моему лицу, осторожно отвел со лба изуродованную челку. — Я не хотел тебя напугать. — Федор смотрел, все смотрел на меня своим невыносимо нежным, печальным, озабоченным взглядом.

— Да ладно, забудь! — сдерживая слезы, весело проговорила я. — Ты как здесь оказался?

— Просто оказался, — уныло сказал он, не успев придумать, а может, и не желая придумывать, никакого объяснения. Ясно — ехал за мной. Ждал у редакции, увидел, как я вышла, и двинул за моей «Пежо». Маленький, несчастный шпион! Все это сейчас до крайности некстати. — Ты домой? — без всякой надежды спросил Федор.

— Нет, у меня еще куча дел.

— Вот как? — Он наконец отлепился от моего лица и перевел взгляд на пакеты с продуктами — из одного предательски высовывалась бутылка вина, сквозь другой явственно просматривалась нарядная коробочка с «романтическими» свечами. — Понятно. — Он горестно вздохнул, нагнулся, поднял свою бейсболку, нахлобучил на голову — и опять стал до невозможности неприятен. Но тут, видимо, что-то почувствовав, сорвал кепку и швырнул ее в сторону.

— Ты зачем?! — испуганно вскрикнула я.

— Она же тебе не нравится, — Федор печально усмехнулся, повернулся и пошел прочь.

— Ты все неправильно понял! — отчаянно закричала я ему вслед. — У меня действительно деловое свидание!

Федя ничего не ответил, сел в свои «Жигули» и уехал. А я… я стала настраиваться на свое деловое свидание.

Я думала о том, что добьюсь у Аркадия признания: он звонил в редакцию или не он, он устраивает все эти ситуации или нет, а если он, то зачем. Добьюсь, чего бы мне это ни стоило. А потом напишу самую лучшую в своей жизни статью и уволюсь с работы. Я думала об этом всю дорогу, я думала об этом, на ощупь поднимаясь по темной лестнице, я думала об этом, даже когда входила в квартиру на третьем этаже — дверь была не закрыта. Но когда увидела Аркадия, все мои здравые мысли куда-то разом улетучились.

Он сидел на кровати и тихонько что-то наигрывал на гитаре. Рядом лежали потрепанная тетрадь и пластмассовая с обгрызенным концом ручка. Моего прихода, кажется, он не заметил — во всяком случае, наигрывать не перестал и не повернул головы.

— Здравствуйте, Аркадий! — громко сказала я. Он слегка кивнул, но на меня так и не посмотрел и играть не перестал.

Я поставила пакеты на стол, села на сомнительного вида кривоногий стул и стала дожидаться, когда он закончит, тайком наблюдая за ним. Лицо его находилось в тени, глаза были полуприкрыты, он сидел, сгорбившись и почти не шевелясь, только пальца тихонько, словно нехотя, перебирали струны. Но во всем его облике ощущалась какая-то притягательная обреченность — не знаю, как выразить иначе. Мне вдруг нестерпимо захотелось подойти к нему и обнять. Или лучше — сесть рядом на кровать, положить голову на его сутулое, такое дорогое плечо и замереть. Я поднялась, сделала шаг по направлению к Аркадию, но вовремя остановилась, откашлялась, пытаясь замять неловкость перед самой собой, и стала выкладывать на стол продукты из пакетов. Я так сосредоточилась на этом занятии, что не заметила, когда он перестал играть и подошел ко мне, и вздрогнула от внезапного звука его голоса.

— Вы пришли раньше, я не успел ее дописать, а теперь уже ничего не получится. Все сбилось, все смешалось, первоначальный образ погребен под вашим новым образом.

— Вы пригласили меня в гости, — робко улыбнулась я ему.

— Да, но сегодня я вас не ждал. — Аркадий увидел на столе коробку со свечами, взял ее в руки, раскрыл, заглянул внутрь и положил на место. — Это совсем не нужно, у меня есть свет, — серьезно, но с оттенком какой-то странной гордости сказал он, подошел к противоположной стене и щелкнул выключателем, демонстрируя удобства цивилизации. Под потолком загорелась тусклая лампочка на длинном голом проводе. Я не знала, что ему ответить, ведь свечи покупались не для того. Не для банального освещения они покупались…

Для чего они покупались? Я должна спросить у него, звонил он в редакцию или…

— Аркадий, — начала я, — скажите, у вас есть мобильник?

— И вина я не пью, — проигнорировав мой вопрос, сказал он. — Не люблю, когда затуманен мозг, голова должна быть всегда трезвой. Иначе ничего не получится, иначе мне не написать ни одной песни, а они и так в последнее время приходят редко. Вот и сегодня не вышло. Опять не вышло, а ведь я очень хотел написать для вас песню. Или хотя бы стихотворение. Но ничего не вышло. — Все это он проговорил каким-то измученным голосом, но, странно, взгляд его оставался таким же отрешенно спокойным. Как тогда, на концерте, как тогда в парке. Я должна была его о чем-то спросить. Не о вине и не о песнях мы должны говорить. Ну да, я хотела спросить его о звонке в редакцию. Я хотела узнать…

— Аркадий, — я несмело притронулась к его руке — как давно я хотела к нему притронуться! — Аркадий, нам нужно поговорить. Сядьте, пожалуйста.

— Но куда тогда сядете вы? — Он посмотрел на меня своим отрешенно бесстрастным взглядом. — У меня только один стул.

— Можно придвинуть стол к кровати, — сказала я совсем не то, что хотела.

Эта идея Аркадию понравилась — разрешалась проблема, которая поставила его в тупик.

— Да, так и сделаем, — радостно согласился он, никак не выражая глазами свою радость. — Я сяду на кровать, потому что мне нужно больше места, а вы — на стул напротив.

Вместе мы перенесли стол к кровати, Аркадий заботливо следил, чтобы не свалилась бутылка. А потом долго устраивались — я, пытаясь преодолеть неловкость и чувство нереальности, он — не знаю, что ощущая. Мне казалось, что Аркадий не вполне воспринимает меня как живого человека, зашедшего к нему в гости.

— Ко мне никогда сюда еще не приходили, — сказал он, улыбаясь растерянной улыбкой, опровергая — или, наоборот, подтверждая? — мои мысли. — Вы — первая. Так что, можно сказать, у меня новоселье.