Алексей Мальцев - Шиза

Я открыл блокнот, чтобы записать.

– Последняя деталь, доктор, – заметил майор, собираясь уходить. – Как-то очень странно, но мы в подвале не нашли ни одного сотового телефона. Ни того, что принадлежал бы Бережкову, ни тех, что принадлежали бы женщинам. Искали тщательно, но не нашли. И в мусорных контейнерах, расположенных поблизости, тоже.

– Да, согласен, странно, – согласился я.

Мы обменялись рукопожатием, он пообещал держать меня в курсе относительно поисков сообщника.

Воспоминания похожи на тени. Легко скользя за тобой по жизни, они то и дело дают о себе знать. То мелькнувшим в толпе лицом, то знакомой до боли мелодией из открытого окна проехавшей иномарки, то терпким запахом, что принес с собою ветер.

Вот и сейчас: увидев свадебную церемонию возле Дворца культуры, как запрограммированный, я сбавил скорость. Втиснувшись между двумя «мерсами» – белым и черным, – заглушил мотор и вышел из машины.

Казалось бы – ехал обедать, и вдруг… Словно гигантским невидимым магнитом притянуло.

С чего бы, доктор? Захотелось вдохнуть свадебного веселья, окунуться в суету букетов, шампанского, напутствий? Тебя сюда никто не приглашал, и без тебя хватает народа.

Приткнулся сбоку, закурил… Вдруг кто-то примет за дальнего родственника, но, скорей всего, просто не заметят.

Обычное дело: пермяк женится на пермячке, рождается семья.

Было ли все это в твоей жизни, Корнилов? Может, приснилось?

И выкуп невесты, и кольцо на безымянном пальце, и фотовспышки, и разукрашенная лентами старая родительская «волга» с озорным пупсом на капоте. И смеющаяся счастливая Элька у тебя на руках. Ее волосы заслоняли видимость, будто скрывая вас от посторонних. Из их плена не хотелось освобождаться. Только ты и она, вдвоем.

Ты готов был кружиться с ней до тех пор, пока руки сами не разогнутся. Знал, что держишь не только свою невесту, но и будущего ребенка. Точно знал! Это было непередаваемо!

Того самого ребенка, которого сегодня нет.

Сегодня ничего нет: ни семьи, ни детей… Все в прошлом.

Затушив окурок, я поспешил к своей машине. Хватит, Корнилов, хорошего помаленьку. Обеденный перерыв скоро закончится, а у тебя во рту, кроме табачного дыма, с утра ничего не было.

Федорчук, Синайская…

Когда я вышел на крыльцо кафешки, ощущая приятную тяжесть в желудке, фамилии крутились в моей голове, словно кассеты на старом магнитофоне. Нет, навскидку их, конечно, не вспомнить, но та естественность, обыденность, с которой первая из них слетела с губ Лекаря пару часов назад, подсказывала, что это не просто набор звуков.

Откуда взялась Федорчук? В голове маньяка сработала одна из ассоциаций. Скорее всего, та, что прочнее других. Он не мог в мгновение ока выудить фамилию с потолка или сконструировать из воздуха. Ее обладательница когда-то существовала в его жизни, кратковременно или на протяжении нескольких лет – сложно сказать.

Стоп! Разбили голову прикладом… Я застыл перед раскрытой дверцей своей «тойоты», словно не узнав машину изнутри.

Женщине молотком раскололи череп, случилось непоправимое, и это в памяти Бережкова зафиксировалось практически без изменений, под своим реальным названием, соответствующим действительности. Что это значит? Безобидно промелькнувший в его сумбурной речи нюанс, поначалу не обративший на себя внимания, на самом деле не укладывался у меня ни в одну из диагностических корзин. Если голову бедняжке расколотил он, то фраза про приклад омоновца звучит как нелепая попытка отвести от себя подозрение. Это попахивает стопроцентной адекватностью!

С другой стороны, что ему еще оставалось делать, если череп у бедняжки уже раздроблен. Не склеишь, не скроешь, по-другому никак не назовешь. Не плита же рухнула ей на голову!

Да, доктор, следует признать, Лекарь оказался не такой уж пустышкой. С ним дальше необходимо работать и работать.

Итак, факты, от которых следовало отталкиваться: кибермальчики в животе, тетка Тамара, у которой периодически гостил Бережков, и пансионат для престарелых, где работали Костя и Макар Афанасьевич. Именно оттуда произрастает их странная дружба. Странная – это мягко сказано! Наконец, сердечно-сосудистый центр, расположенный в подвале, и его загадочный директор.

Что касается двух пленниц, оставшихся в живых…

Дай бог, чтобы восстановилось не только их соматическое здоровье, но и психика не пострадала. Как только их состояние более-менее стабилизируется, надо обязательно их навестить, побеседовать. Я был уверен, это многое прояснит в сумрачном деле.

– Ну, как, успокоил майора? – первым делом поинтересовался Либерман, когда вечером вернулся с кафедры.

– Я честно старался, но у меня, кажется, не очень получилось.

– Шизоидность у парня налицо, дальше разберешься… Дело в другом: мне уже звонили с телевидения и из прокуратуры. Наверняка будут и тебе звонить. Журналюги – народ дотошный…

– С телевидением понятно, – раздумчиво произнес Немченко, перекладывая истории болезни с одного места на другое. – А прокуратуре что понадобилось?

– Тут все не так просто, – Либерман поднялся с кресла, заложил руки за спину и начал привычно курсировать по ординаторской. – За сутки у них, грубо говоря, все перевернулось с ног на голову. Вчера они, ни много ни мало, взяли маньяка. Думали, все, перекрыли кислород. Кстати, взяли совершенно случайно. Этот подвал не входил первоначально в их планы. Это о чем говорит?

– О том, что место для подвала было выбрано со знанием дела, – высказал догадку Немченко, – а подходы-подъезды к нему тщательно законспирированы. Не подкопаешься, короче.

– Верно, что в конечном итоге говорит о неслабом мозговом центре, который руководил всей этой жутковатой авантюрой. Так вот, уже вчера вечером у них закралось подозрение, что взяли они не совсем того. Он им мозги прополоскал неплохо. А ты сегодня, Илья Николаевич, еще водички на эту мельницу подлил. Примерно целое ведро выплеснул. Короче, все идет к тому, что работы еще непочатый край. Поэтому они и названивают…

– Вероятно, просят о содействии, – предположил я. – Так как Бережков – единственная ниточка к этому Макару Афанасьевичу. Так?

– В общем и целом, – одобрительно кивнул Либерман. – Только не о содействии, разумеется. Это было бы уж слишком. Формулировка звучала примерно так: если вдруг мы наткнемся на важную деталь в беседе с Бережковым, то обязаны ее довести до следователя.

– Как мы узнаем, – поинтересовался Артем, – что деталь важная?

– Поставим себя на место следователя и узнаем, – мигом отреагировал Давид Соломонович. – Как известно, загрузив его нейролептиками, мы можем стереть из его памяти то ценное, что может помочь им – подчеркиваю, не нам! – в поиске и поимке настоящего маньяка.