Марина Серова - Альпийские каникулы

Тут и перевели меня на второй этаж.

Больше ничего не скажу.

Продолжая имитировать малахольность, карьеры я тут не сделала. На третьем этаже обслуживание бизнес-класса, на втором – попроще и для своих. То ли на халяву, то ли со скидками – не разобралась, да и неважно. Важно, что, прикидываясь овощем, я разработала четкий план – как бежать отсюда. Я жила на втором этаже. Подкоп невозможен – внизу ресторан гремит до утра. Бег по крыше с препятствиями – тоже, надо мною еще один этаж. Прыжки из окна – решеточки такие солидные, что на них можно удавить всех тех четверых бабуинов, которые сделали бабки на том, что сдали нас с Зигрид в этот бардак. А пятым подвесить неизвестного наводчика по имени Колян.

В том, что они все повиснут, я не сомневалась и ждала. Сумочку мою мне вернули – мелочиться не стали. И вот сегодня, спустя две или три, или не знаю сколько недель, я впервые начала катать на ладони кости. Если вырвусь, то Зигрид я точно вытащу. Однажды краем глаза я ее видела. Она, между прочим, на третьем этаже живет. Обскакала меня. А у меня вот способностев не хватаит.

Итак, что же нас ждет? 24+33+7 – «Вы найдете наиболее удачный выход из затруднительного положения». Йес! Я ударила кулаком по кровати и запрыгала по комнате.

Комнатенка три на три метра, большую часть ее занимает кровать – расхлябанное сооружение, помпезное и скрипучее. Что интересно: сядешь на нее, поерзаешь – не скрипит. Начинается процесс – пошло-поехало, постоянно присутствует музыкальное сопровождение.

Несмотря на мою явно выраженную тормознутость, подобрался постоянный круг клиентов. Мать их! Козлы. Сам Толян захаживает систематически, но он только смотрит телевизор, попивает винишко и дрыхнет, как пожарный. Однажды я лично слышала, как он расхваливал мои способности и скромно намекал на свою неутомимость. Со стороны посмотришь на него – небоскреб американский – и ожидаешь соответствующего поведения, а оказывается – пшик!

Сегодня на нашем этаже гуляет ферайн студентов-рыцарей святого Андреаса. Что это такое – не знаю, но догадываюсь. На прошлой неделе у нас сутки буйствовал ферайн местного хлебобулочного бизнеса. Разнокалиберные дядьки, все в белых фартуках, глотали пиво литровыми кружками, прыгали на столах, играли в паровозики друг с другом. Лариску – коротенькую татарочку из Казани – избрали королевой и обмазали тестом. Им всем было очень смешно. Наши девки откровенно зевали, я глупо улыбалась, и когда один сухой стручок начал угощать меня пивом, я тиснула у него перочинный ножик.

Эта развлекаловка игралась в коридоре. Все двери были открыты. У входа на лестницу сидел на стуле Фома. Это тот хмырь, который по шале с ножиком бегал. Ты у меня еще побегаешь, козел.

Под вечер нам поменяли постельное белье. Я покрутилась перед зеркалом: время идет, из-под блондинистых локонов выползает натуральная масть. Искусствоведка из Тарасова может здесь задержаться – по глупости исключительно, а я – нет. Надо дергать, время уже подпирает.

К девяти вечера послышался снизу нарастающий гул человеческой толпы. В коридоре раздались цокающие шаги, громкие голоса. Нас повыдергивали наружу.

В большом холле посреди коридора уж столпилось человек двадцать – двадцать пять. Молодые мальчишки в обтягивающих брюках, в коротких куртках, воротники – стоечка. Полусапожки с подковками, на головах что-то вроде узбекских тюбетеек, только надеты они на лоб. Некоторые в коротких плащах и со шпагами!

Один в плаще влез на стул и начал орать речь. Когда он закончил, свет выключили и стали зажигать свечи – по столам и по углам на полу. Привели еще одного мальчишку, одетого так же, но без тюбетейки, с завязанными глазами, поставили его в круг и принялись колоть шпагами в задницу. Он крутился и кричал: «Хох!»

После окончания обряда посвящения новому брату святого Андреаса разрешили вскочить на стул и проорать веселую песенку. Все, топая сапогами, ревели припев:

«О-ла-ла! О-ла-ла! Тринкен, обер, тринкен!»

Жавшихся по стенам девушек начали затаскивать в середину холла. Демонстрируя свою мужественность, студенты старались вести себя погрубее.

Спервоначала все мальчишки такие. Я бочком начала красться вдоль стены в направлении к своей комнате. Далеко уйти не удалось, ко мне ринулся один из обермайстеров этого шабаша, высокий и худой блондин. Низко подвешенная шпага болталась у него над левым коленом. Он мне что-то высказал так твердо и решительно, что я, прижав кулачки к груди, даже шарахнулась от него, опять-таки в сторону коридора.

Ничто так не заводит самоуверенного самца, как вид беззащитной жертвы, бегущей, кстати, не очень быстро.

Гогоча весьма придурочно, этот рыцарь, растопырив руки, бросился за мною следом. До моей двери оставалось несколько шагов, я успела добежать до нее и распахнуть, когда этот страшный вепрь догнал маленького поросенка.

Мы сжались друг с другом прямо на пороге, я чуть подогнула ноги, чтобы казаться поменьше ростом. Немного покачалась на месте, и тут скотина студентишка то ли нарочно начал щипаться, то ли не умел просто по-другому обращаться с девушками. Наконец я взвизгнула и дернула его внутрь комнаты.

Перед тем как захлопнуть дверь, я услышала довольный гогот Фомы:

– Счас он тебе вдует по самое не хочу!

Бревно с ушами!

«И за это ты ответишь!» – подумала я.

Рыцарь маршировал на месте, спиной к кровати, размахивал руками и что-то мне командовал.

Я кивнула головой, взяла со столика сигарету и закурила. Нужно было привести мысли в порядок. Немец посмотрел на меня, выкрикнул какое-то ругательство, взмахнул плащом и сел на кровать, широко расставив ноги.

– Ком цу мир! – проорал он и добавил еще несколько нехороших, судя по всему, слов.

Я кивнула, вынула сигарету изо рта и протянула ему. Он недоуменно посмотрел на меня и взял ее. Я схватила стул за спинку и с красивым дуговым размахом опустила ему на тюбетейку.

Он прошептал:

– О-ла-ла, – и растянулся на кровати.

Я забрала сигарету и подошла к двери: тихо. Вдали, из холла слышны визги и крики. Зер гут, геноссен, зер гут! Чувствовала я себя великолепно. Дыхание – ровное, решимости выше крыши. Прорвемся!

Я внимательно осмотрела себя в униформе студента-рыцаря. Чуть широковато, чуть длинновато, но смотрелось приятно. Сапожищи велики, размера на три больше моего. Пришлось напихать старых газет, а то еще свалятся.

Разорвала упаковку презервативов, оторвала резинку, забрала волосы сзади в хвост – эти студенты все коротко острижены, прямо солдаты какие-то.

Надела тюбетейку, как положено, на лоб – боже мой, ну разве же можно так носить! Нужно надевать ее выше и чуть набок – очень изящно получается. Но не буду выделяться из толпы народа: на лоб, значит, на лоб.