Марина Серова - Альпийские каникулы

Сам Герберт, как вождь апачей, вскочил на один из столов и, не обращая внимания ни на что, принялся вытанцовывать какие-то странные движения. Уже с полчаса ему было и так хорошо. Оркестранты в своем углу сбились в кучу, прикрылись инструментами и притворились деталью интерьера.

В зал въезжали опоздавшие, и так как здесь уже все сливки почти были смазаны, побросав мотоциклы, они устремились на лестницу. Так что добралась я до нее не первая. Тео не отставал. Второй этаж мне был неинтересен – я там даже жила, к тому же, заглянув в дверь коридора, я увидела, что шабаш там находился уже на стадии разложения. Студенты из братства святого Андреаса кто в чем, а кто и без всего вываливали из комнат, очевидно понукаемые любопытством, и тут же попадали к своим традиционным врагам на упражнения по рукопашному бою. Смотреть на это было бы скучно. Девчонки визжали, не понимая, что под видом страшных размалеванных рож к ним пришло освобождение. Скоро поймут.

Тео все было интересно, но он не отставал от меня – то ли Герберт так запугал его, то ли у него были какие-то свои соображения. Что касается меня, то мне хотелось побыстрее найти Зигрид и удрать до появления помощи. То, что сейчас ее вызовут, было уже несомненно.

На третий этаж мы с Тео добрались первыми. А там все было тихо. Мы, тыкаясь во все двери, шли вперед. Помещения были открыты, но людей мы обнаружили лишь в одном из соляриев. Там проходил сеанс массажа, весьма необходимый после порции искусственного загара. На низкой широкой кушетке, очень похожей на двуспальную кровать, раскинувшись, лежал толстый немец, седобородый, как Санта-Клаус, вокруг него ползали три девчонки и с приклеенными улыбками пробовали его на вкус в разных местах. Увидев нас, все трое остолбенели, Санта-Клаус, закинув голову, посмотрел, а кто это там пришел, и замахал рукой, объясняя, что этот аттракцион он не заказывал. Нет так нет. Зигрид среди этих троих не было, и мы вышли. Я не любительница портить удовольствие незнакомым мне людям – пусть это сделают другие.

Последняя дверь в конце коридора, по объяснению Вовика, была спальней. Туда мы вломились без стука и попали в полную темноту. Я в поисках выключателя принялась шарить по левой стене, а Тео – по правой. Выключатель не нашелся, но свет вспыхнул сам собою. Спальня для девочек представляла собой помещение метров в тридцать площадью, в котором стояло около двух десятков кроватей. Почти все были заняты. Что удивительно: щурясь от внезапного света, никто из работниц этого злачного места даже не высказал ни удивления, ни негодования. Просто посмотрели на нас и вновь накрылись одеялами.

Прямо напротив двери, через которую мы вошли, была еще одна. Сейчас около нее стояла дама лет тридцати, в розовой ночнушке с совершенно гадкими кружевными цветочками на ней. Прическа на даме – благородное каре. Никогда не думала, что так может быть – это каре смотрелось так вульгарно и не к месту, как сбившийся набок клоунский парик. Выключатель находился на стене рядом с дамой, она свет и включила.

– Вам что нужно, молодые люди? – спросила она у нас голосом недовольным и требовательным.

– Мне нужна Зигрид фон Цвайхольц. Где она? – сказала я.

– А кто вы? Как сюда прошли? – Эта церберша вышла на середину помещения. Ростом ниже меня на две головы, глазки крысиные, смотрит пристально, а мысли в них нет. Косолапая! Тьфу!

Из-за той же двери, откуда вышло это розовое позорище, показалась еще одна дама, имевшая быть гораздо шире во всех направлениях. А вот ее я знала: врачиха!

– Нинка! Да это та сучка со второго, помнишь, побитую всю привезли?! – заорала она.

Оказывается, передо мной стояла та самая Нина Шарова, о которой Вовик мне уже кое-что рассказал.

Нина так и набросилась на меня:

– Ты, тварь, как посмела сюда прийти?! А это что за гнойник с тобою? Щас я вам устрою!

Подбежала ко мне, вытянулась и попыталась влепить мне пощечину и одновременно ударить коленом в живот. Я перехватила ее руку и, сделав элементарную подсечку, услала ее вправо, прямо в спинку ближайшей кровати. Ткнувшись в нее мордой, Нина немного успокоилась, по крайней мере, вставать она начала не резко.

Никто из девочек уже не закрывался одеялами, все, вытянув шеи, смотрели на чудо, которое творилось у них перед глазами. Врачиха не бросилась на помощь своей товарке, она подскочила к пульту, висящему на стене, и начала нажимать на нем кнопки. Повернула к нам радостное личико:

– Щас-щас… Вам обоим так накостыляют, что пять раз под себя сходите, щас-щас.

Нина встала и, подозрительно глядя на меня, спиной не поворачиваясь, стала двигаться к своей толстой напарнице.

– Пожалеешь, курва, ой пожалеешь, – шипела она, показывая мелкие, торчащие в разные стороны зубки.

– Тетка, ты не тявкай, – это Тео не выдержал колоритности женского разговора, – слышишь: наши уже громят два нижних этажа. Хочешь остаться целой, говори, что спрашивают. А будешь ругаться, я тебе на язык наступлю, а за уши дерну. Ферштеен зи?

Словно по заказу, роялем в кустах, снизу раздался затяжной вой. Как я узнала впоследствии, один из студентов, вооружившись стулом, во время драки с противником огрел сам себя по причинному месту – опыта обращения с оружием маловато оказалось у парня. Словно эхом звуку снизу прозвучал единый вопль двадцати глоток. Все девушки, соскочив с коек, бросились на своих мучительниц. О, майн либер Гот! Шеи вытянуты, жилы напряжены, глаза горят, пальцы скрючены. Фурии, мегеры, кошмар, апокалипсис.

Врачиха, показав чудеса сообразительности, нырнула в свою комнатушку и захлопнула дверь. Розовая рубашка Нины совсем исчезла под грудой визжащих тел.

Тео вытаращил перепуганные глаза и попятился, у меня озноб пробежал по спине – действительно, зрелище было жутким. Я подняла обе руки – в каждой по пистолету – и давай палить в потолок.

Через минуту толпа схлынула. Нина сидела на полу в состоянии почти невменяемом, вся в обрывках рубашки и собственных волос.

Я подошла и наклонилась над нею:

– Где Зигрид фон Цвайхольц?

В ее взгляде ничего не отразилось.

– Зигрид увезли сегодня после обеда, – раздался голос справа.

Я оглянулась – рыженькая девушка, вся в веснушках, стояла босиком на полу, держа в руке туфлю за носок. К каблуку-шпильке прилипло что-то грязного цвета – свежее и мокрое.

– Куда ее увезли и кто? – спросила я медленно и тихо.

– Не знаю куда. Клаус увез, – ответила она.

– Не Клаус, а Колька, – поправил ее кто-то с другой стороны.

– Он себя называет Клаусом. Хотя он наш, русский, – сказала девушка.

– Он высокий и рыжеватый? – уточнила я, хотя поражение мое было очевидным – опоздала!

– Да! – подтвердила она.

– Не рыжеватый он, а русый, – опять поправили ее из толпы.