Алина Егорова - Медальон сюрреалиста

— Отстань от меня! — отрезала Света и швырнула сестре юбку. — Сама ее носи!

Светлана чинно удалилась в свою комнату и просидела там до вечера. Вера списала поведение сестры на дурное настроение из-за волнения перед началом учебного года и внезапной полноты, а может, не дай бог, и интересного положения. Надо было завершить разговор, внести ясность, что случилось и случилось ли? Хотелось верить, что нет. Вера несколько раз пыталась помириться со Светланой, приходила к ней с разными вкусностями, приносила на примерку новую сорочку — все тщетно, сестра не выходила, лишь бросала сквозь дверь короткое «отстань!».

Как выяснилось позже, мать заметила перемены, произошедшие с младшей дочерью, еще в Липках. К сожалению, заметила слишком поздно, как раз перед самым возвращением в город. С тех пор Нина Матвеевна не оставляла Светлану в покое: то бросалась с руганью и причитаниями, то становилась ласковой, жалела и уговаривала на аборт.

— Только отцу не говори, ничего ему не говори! У него сердце! — просила мать. — Пусть считает, что ты поправилась. Вера тебе сошьет платье фасона пончо. Сейчас такие за границей входят в моду. Мы к врачу съездим, мне хорошего специалиста порекомендовали — он все аккуратно сделает. Папа ничего и не заметит. Мы ведь не будем расстраивать папу?

Света реагировала вяло. Она как будто бы отсутствовала, демонстрировала удивительное равнодушие к собственной судьбе, чем доводила до белого каления мать. Чего хотела сама Светлана, понять было сложно. Она замкнулась в себе, на все расспросы и предложения отмалчивалась, но однажды выдала, что намерена выйти замуж за отца ребенка, за Санчо.

— Да пойми же ты наконец! — сорвалась мать. — Ты одним махом перечеркнешь свою жизнь! Раскрой глаза! Что тебя ждет впереди? Институт ты не окончишь, останешься без специальности и достойного окружения! Твоим окружением станет он! А если ты думаешь подтянуть его до своего уровня, то знай, что это пустая затея: дурные манеры не вши — их керосином не вытравишь.

Посему выходило, что Нина Матвеевна была хорошо осведомлена о личности жениха. Светлана ничуть не удивилась осведомленности матери, словно она давно представила Санчо семье или же парень рос на глазах у Рязанцевых.

— Мне все равно. Я выйду за него и буду рожать!

— О боги! Что ты несешь?! — схватилась Нина Матвеевна за голову с аккуратной прической. — У тебя сейчас помутнение рассудка. Это пройдет, но с ребенком надо решать сейчас, иначе будет поздно.

Света молчала. Мать переходила на крик, но, опасаясь, что ее услышит муж, понижала голос, отчего ее речь напоминала по звучанию сломанное пианино: невпопад глухие ноты после нескольких высоких.

— Светлана, возьмись за ум! Иначе ты будешь жить хуже Веры. Она хоть шьет, к ней люди в очередь выстраиваются. Профессия не престижная, но на кусок хлеба она заработает. А ты? Что будет с тобой, ты подумала? Как ты будешь жить с ним? Там?! Или… — Нину Матвеевну осенила нехорошая догадка. — Или ты приведешь его сюда, к нам?! Света! Что ты задумала?! Не смей! Слышишь, не смей сюда его приводить!

Света только вздыхала. Ей надоели нравоучения и причитания матери, хотелось отгородиться от всего мира, чтобы рядом был только любимый. Когда она с родителями уезжала из Липок, Санчо стоял за раскидистой елью и наблюдал. Подходить ближе не стал, Света просила этого не делать, она знала: отцу не понравится ее выбор, а у него больное сердце.

— Я переведусь на заочное, поговорю с родителями и приеду к тебе, — нежно целуя, пообещала ему Светлана, прощаясь.

— А ты сможешь бросить город и жить в таборе? — не верил Санчо. — Ты же другая, ты не наша, ты не привыкла!

— Смогу! — твердо произнесла Светлана.

— Подачи хорошие и данные приличные. Да… — протянул тренер спортивной школы, задумчиво глядя на девчушку в белой футболке и черных с полосками спортивных трусах. — Но оставить ее у себя не могу. Ваша девочка — абсолютно не командный игрок!

— Это так важно? — удивленно спросила мать.

— Умение играть в команде — одно из важнейших условий волейбола! Арина же сама по себе, она играет так, будто бы на площадке, кроме нее и соперника, больше никого нет: всегда сама старается отбить мяч, а не уступить или сделать пас, когда надо. Но упорная и трудолюбивая — это безусловный плюс. Вы вот что. Отдайте ребенка на спорт, где не нужно играть в команде. На фигурное катание, например, или на теннис. Хотя для тенниса, пожалуй, у нее росточек маловат, а для фигурного катания в самый раз. В «Буревестнике» как раз группу набирают, если на этой неделе обратитесь, еще успеете.

— Выгоняете, значит, — констатировала Виолетта Александровна, меряя тренера суровым взглядом контролера готовой продукции. Таким взглядом она обычно смотрела на халатных бригадиров, пытающихся подсунуть документы на бракованные изделия.

— Пойдем! — потащила женщина за руку дочь, карабкающуюся по шведской стенке.

— А мы сюда еще придем? — с надеждой спросила девочка. В спортивном зале она нашла для себя много интересного.

— Посмотрим, — уклончиво ответила мать.

«Посмотрим» — в данном случае означало «нет». Виолетта Александровна вообще не собиралась определять дочь ни в спортивную секцию, ни на какие-нибудь другие занятия. Эта ее единственная и неудачная попытка была совершена под давлением общественного мнения. У нее на работе женщины постоянно хвастались успехами своих детей, занимающихся в различных кружках. В конце беседы кто-нибудь из дам спрашивал Виолетту: «А ты свою куда водишь?» «Моя еще маленькая», — оправдывалась Металиди.

Скорее всего, Арина так и не попала бы в мир спорта никогда, если бы однажды в их старшую детсадовскую группу не заглянула статная молодая женщина с гладко убранными в пучок палевыми волосами. Она наблюдала за детьми на «Веселых стартах», после подошла к Виолетте Александровне, о чем-то с ней разговаривала, а потом позвала Арину.

— Ну-ка, наклонись вперед, не сгибая коленок! — попросила женщина.

Арина с готовностью наклонилась.

— Отлично! А теперь попробуй встать на мостик. Не бойся, я тебя поддержу.

На мостик девочка вставала только с положения лежа. Этому их учили на спортивных занятиях.

— Ты очень ловкая и гибкая! У тебя отличные данные! — похвалила женщина. — Я тренер по художественной гимнастике, Людмила Юрьевна. Хочешь стать гимнасткой?

Девочка посмотрела на маму. Мама ей обещала отвести на фигурное катание, но так и не отвела.

— Хочу! — твердо сказала Арина.

— Только спорт — это серьезно! — строго сказала тренер.

Насколько серьезным должно быть отношение к тренировкам, Ариадна Металиди усвоила очень быстро. После первых игровых занятий последовала работа — тяжелая и систематическая. Никаких капризов и вольностей, опозданий, прогулов, баловства. Плохое настроение, лень, сиюминутные хочу — не хочу следовало оставлять за широкими дверями гимнастического зала. Маленькие девочки, вытянувшиеся в позиции у станка, дисциплинированностью походили на солдат. Они терпели боль при растяжках, глотали слезы, но тянулись под нажимом тренера. До одурения часами репетировали одни и те же набившие оскомину элементы. Уставали, порой стирали в кровь пальцы на ногах, набивали синяки, но упорно ходили на тренировки. Девочек гоняли на стадионе, как морских пехотинцев: прыжки в длину, ходьба гуськом, вис на перекладине, километры бегом. На обед их водили строем. Группа невесомых «птичек» в трико толпилась под дверью столовой, пока тренер не сосчитает порции — куриный бульон с тонким ломтиком хлеба. Ели по команде, переодевались по команде, даже в туалет выйти можно было только с позволения тренера. И самым страшным для каждой было отчисление. Несколько пропусков без уважительной причины и даже с ней — до свидания. Болеть возбранялось. Спортсмен должен быть здоров, иначе он не спортсмен. Если часто болеешь, значит, ты не пригодна для большого спорта, иди на фитнес и занимайся там в свое удовольствие. С каждым годом нагрузка увеличивалась, и каждый семестр сдавались зачеты. Тех, кто не укладывался в нормативы, отчисляли. Отчисленные девчонки ревели белугами — они уже успели заболеть художественной гимнастикой. Это чувство легкости, когда летишь в прыжке, рисуешь в воздухе узор яркой лентой, подбрасываешь и ловишь обруч! На выступления надеваешь красивые костюмы, и тебе разрешают подкрасить глаза и губы. Выходишь в зал, звучит музыка, на тебя все смотрят, оценивают, а ты исполняешь программу. Бывают ошибки, и за них снимают баллы, пусть даже займешь последнее место, но все равно ты в обойме, ты — гимнастка! А в школе восхищаются, а некоторые завидуют. Учителя делают поблажки и просят выступить на школьном концерте. Мальчишки почти все влюблены, девчонки — одни хотят с тобой дружить, другие демонстративно фыркают или стараются игнорировать, но никто не остается равнодушным, потому что для всех ты — особенная. И ты это знаешь не только потому, что умеешь сесть на шпагат или безукоризненно исполнить сальто, у тебя осанка принцессы, гордо поднятая голова и идеальная девичья фигура. Ты знаешь, что принадлежишь к элите. Ты создала эту принадлежность сама, своими навыками, упорным трудом, образом жизни, а не получила в дар от судьбы в виде родства с кем-то известным и богатым. У кого-то из одноклассников были обеспеченные и влиятельные родители, кто-то часто ездил к морю, модно и дорого одевался. Такие ребята тоже были особенными, с ними было выгодно дружить, но их не уважали. Мажоров не уважал никто. Арина тоже не уважала, она их презирала, особенно тех, кто кичился родительским благосостоянием. Она считала, что нужно гордиться лишь собственными достижениями. Вытащил счастливый билет в виде богатой родни — не тряси им перед носом у всех, как флагом, и уж тем более не смотри свысока на других. Сам ты ноль, потому что пока не добился ничего. Так думала Арина, глядя на упакованных сверстников, уверенных в своей высокопоставленности из-за достатка.