Александра Олайва - Последняя

Беспилотник бесшумно взмывает в небо. Несколько секунд – и он уже достаточно далеко и достаточно тих, чтобы стать практически незаметным.

– Куда он улетел? – шепотом спрашивает Официантка.

К тому моменту, как она заканчивает свой вопрос, различить беспилотник на фоне облаков и неба может только Следопыт.

– Это – один из множества глаз, которые будут за вами наблюдать, – сообщает группе ведущий.

Он говорит очень многозначительно, но на самом деле это их единственный беспилотник: поскольку участники большую часть времени будут находиться под деревьями, его используют в основном для начальных кадров.

– А теперь начнем, – говорит ведущий. – В ближайшие несколько недель вам предстоит продемонстрировать ваши умения, и вам понадобится вся ваша стойкость. Однако у вас будет выход. Если испытание окажется слишком сложным или вы почувствуете, что не выдержите еще одной ночи под зуд комаров, просто скажите: «Ад тенебрас деди» – и все закончится. Запомните эту фразу. Это ваш выход. – С этими словами он раздает всем участникам карточки. – Ваш единственный выход. Мы записали эти слова, чтобы вы могли их выучить. «Ад тенебрас деди». Я хочу, чтобы вы четко поняли: стоит вам произнести эту фразу – и пути назад не будет.

– А что она означает? – спрашивает Ковбой.

– Вы скоро это поймете, – самодовольно обещает ведущий.

Черный Доктор ниже и толще Следопыта, кожа у него посветлее – и у него эспаньолка. Свою горчичную косынку он повязал на голову. Выгнув седоватую бровь, он смотрит на карточку. Тут изображение переключается на снятое крупным планом начальное интервью. Вокруг эспаньолки видна пробивающаяся щетина.

– Это латынь, – говорит будущий Черный Доктор. – Ночи я сдаюсь. Или темноте… точно не уверен. В данных обстоятельствах это немного претенциозно, но я рад, что фраза для эвакуации предусмотрена. Приятно знать, что выход есть. – Немного помолчав, он добавляет: – Надеюсь, все смогут ее вспомнить.

А потом – ведущий. Сидя на раскладном стуле у разожженного днем костра, он обращается прямо к зрителям.

– Участники знают не все, – говорит он. Его негромкий голос и наклоненная вниз голова приглашают зрителей разделить с ним этот секрет. Вся его поза говорит: «Теперь мы все – участники заговора». – Они знают, что никого не будут исключать голосованием, что это – забег, а вернее, серия небольших забегов, в которых они приобретают и теряют очки. Но они не подозревают, что у этого забега нет финишной черты. – Он подается вперед – и точно то же сделают зрители. – Игра будет продолжаться до тех пор, пока не останется только один человек, а единственный выход из нее – это сдаться. – Никто не знает, сколько продлится шоу – ни его создатели, ни участники. В их контрактах было сказано «не меньше пяти недель и не больше двенадцати», хотя в сноске на самом деле оговаривается шестнадцать недель в случае соответствующих условий. – «Ад тенебрас деди», – говорит ведущий. – Другого пути нет. И участники поистине в потемках.

Небольшая серия интервью на неопределенно-природном фоне.

Официантка:

– Что я сделаю сразу, если выиграю? Поеду на море. Ямайка, Флорида… не знаю… куда-то, где по-настоящему здорово. Возьму с собой подруг, и будем целый день сидеть на пляже и пить «Космополитен» и все, что заканчивается на «-тини».

Ковбой, честно пожав плечами:

– Я здесь ради денег. Не знаю, что для нас приготовили, но я эти слова говорить не собираюсь. Мои ребята остались присматривать за ранчо, но я хочу, чтобы они получили высшее образование, а я не могу его оплатить и лишиться их рабочих рук. Я здесь из-за этого – ради моих ребят.

Светловолосая женщина в очках с коричневой оправой. В видео, которое она отправила со своей заявкой, у нее на руке сидела желтая шипастая ящерица, и режиссеры увидели в ней не просто блондинку.

– Я знаю, что это будет звучать смешно, – говорит она, – но я здесь не ради денег. То есть я не отказалась бы получить четверть миллиона долларов, но я бы подписала контракт, даже если бы приза не было. Мне почти тридцать, я замужем уже три года, пора делать следующий шаг. – Зверинец нервно вздыхает. – Дети. Пора заводить детей. Все мои знакомые говорят, что с детьми все по-другому, что твоя жизнь меняется, что твое время больше тебе не принадлежит. Я к этому готова, я согласна пожертвовать частью своей индивидуальности и – да – разума. Но до того, прежде чем я сменю свое призвание и стану просто мамой, я хочу еще одно, последнее, приключение. Вот почему я здесь – и вот почему я не сдамся ни в коем случае.

Она демонстрирует кусочек бумаги со спасательной фразой – и рвет его пополам. Этот поступок чисто символический (фразу она заучила), но, несмотря на всю его демонстративность, она совершенно искренна.

– Ну вот, – говорит она, глядя в камеру с хитроватой пристальностью, прячась за серьезностью улыбки: – Начинайте.

Я лежу в своем укрытии до глубокой ночи, но не могу заснуть из-за напряжения, которое ощущаю во всем: в ногах, в плечах, в спине, на лбу, в глазах. Подъемы ступней у меня вопят, словно только ходьба заставляла их молчать весь день. Мое восстановившее водный баланс тело пульсирует, изменившись и требуя чего-то еще.

В конце концов выталкиваю рюкзак из укрытия и выползаю в темноту. Листья у меня под коленями и ладонями хрустят и ломаются, а развязанные шнурки тянутся змейками. Холодный воздух щиплет мне щеки. Я замираю, прислушиваясь к сверчкам и лягушкам. Ручей, ветер. Кажется, я слышу невидимую луну. Звучит одиночество: среди множества разнообразных звуков те, что издает человек, принадлежат только мне. Я встаю, не надевая зацепленные за застежку рюкзака очки. Без них я вижу только распадающиеся на пиксели оттенки серого. Поднятые к груди ладони светлые: очертания у них почти четкие. Тру основание безымянного пальца и заново переживаю тот беспокойный трепет сердца, с которым сняла свое обручальное кольцо из белого золота. Помню, как положила его в коробочку с бархатной подушкой, а коробочку убрала в верхний ящик туалетного столика. Мой муж был в тот момент в ванной, подравнивал бороду до щетины, которая мне больше всего нравится. Пока мы ехали в аэропорт, он разговаривал больше, чем я: мы поменялись ролями.

– Ты всех поразишь, – сказал он. – С нетерпением буду ждать показа.

Потом, во время короткого перелета до Питтсбурга, я давилась рыданиями и прижималась лбом к иллюминатору, делясь своими тревогами с небом, а не с храпящим слева незнакомцем. Раньше отъезды давались мне не так тяжело, но пока я не встретилась с будущим мужем, все было иначе. До того когда я уезжала из родного городка в университет или в то лето, когда путешествовала от хостела к хостелу по Восточной Европе, или провела полгода в Австралии после окончания университета Южной Каролины, мой страх всегда был разбавлен достаточной порцией предвкушения, которое его уравновешивало. Уезжать всегда было страшно, но никогда не было тяжело. А вот на этот раз я оставляла позади не только привычное – я оставляла счастье. Это совсем другое дело, и я раньше не подозревала, насколько другое.