Валерия Леман - Дело о лысой гимнастке

Тяжело дыша, ладонью утирая рот, Кристина с яростью смотрела на меня, что весьма интересно сочеталось со слезами, беспрерывно льющимися из ее прекрасных светлых глаз.

— Спокойствие, только спокойствие, — повторил я с широкой улыбкой. — Все прекрасно, не надо дергаться. Так на чем мы остановились? Ты сидела на остановке, и к тебе подошла какая-то девушка. Что было дальше?

Кристина немедленно впала в истерику.

— Что было дальше? Да ничего хорошего! — кулаком размазывая слезы по лицу, выкрикнула она. — Девушка сказала, что просто обыскалась меня; что мой Игорь сбежал из больницы и просил передать, что ждет меня у друга. Она сказала, что лично отвезет меня к этому другу.

— Прекрасно, Кристина, — осторожно опускаясь в свое кресло, сказал я и даже погладил руку нервной рассказчицы. — Догадываюсь, что то была ловушка.

— Именно! — отдергивая руку, выкрикнула моя собеседница. — Меня кинули в машину, где тут же оглушили.

— Понятно, — вставил я.

Она посмотрела на меня с такой яростью и одновременно с отчаянием, что мне стало слегка не по себе.

— Что тебе понятно?

У нее вновь началась истерика, из глаз потоком хлынули слезы.

— Тебе понятно, кто была эта «она»?

— То есть как это — кто была она? — совсем запутался я. — Кто?

— Кто-кто — она! Та девушка, что завлекла меня в машину!

Как хотите, а я все никак не мог понять, к чему Кристина клонит.

— То есть?..

— Неужели до тебя до сих пор не дошло очевидное? Неужели ты так и не понял, кто была эта девушка?

Наверное, в тот момент Ален Муар-Петрухин выглядел полным идиотом, на всякий случай стараясь сохранить на лице улыбку оптимиста, в то время как Кристина заливалась слезами.

— И кто же?

— Твоя знакомая художница!

Последний выкрик можно было сравнить разве что со звонкой пощечиной. Я несколько секунд неподвижно смотрел на лысую Кристину, осмысливая ее последнюю фразу. Постепенно до меня дошел смысл сказанного, я глубоко вздохнул, улыбнулся и негромко произнес:

— Что ты сказала?

Она мгновенно сжалась, словно приготовившись к удару.

— Что слышал. Твоя подруга-художница на пару со своим любовником-врачом промышляет торговлей человеческими органами. А теперь, если хочешь, можешь звонить ей и сдать меня.

Разумеется, я не собирался никуда звонить. Просто на этот раз налил коньяку себе и выпил. Потом еще рюмочку. Поудобнее уселся в своем кресле и попытался расслабиться. Не получилось. Вместо того перед глазами, как наяву, встала картина Сониной кисти под романтическим названием «Внутренний мир». В таком случае, судя по всему, получается, тот шедевр можно было бы назвать и по-другому: «Плоды трансплантации». Или «Мясная лавка». Или еще как-нибудь в том же духе.

Я перевел взгляд на Кристину, которая, сжавшись в своем кресле, смотрела на меня с испугом.

— Прошу пардону, мадемуазель. Значит, ты хочешь сказать, что это хирург по имени Сергей на пару с моей давней подругой Соней занимаются незаконной торговлей человеческими органами?

Она смотрела на меня испуганными глазами, а по ее бледным щекам вновь потоками текли слезы.

— Все, что я рассказала тебе — чистая правда. Я не вру. Твое дело верить мне или нет, сам делай выводы.

Ей-богу, если бы у меня были сигареты, в тот момент я не удержался бы и закурил. Порою очень трудно понять и принять факты, которые кажутся несовместимыми с реальностью.

Соня Дижон. Любовь всей моей жизни. Я знал ее не один год. Разумеется, она не была ангелом во плоти, скорее даже наоборот — в ней всегда присутствовал некий дух авантюризма. Но чтобы вот так запросто зашибать большие деньги ценою человеческих жизней…

Коварная штука — память. Стоило мне лишь на мгновение предположить возможность вины моей подруги, как тут же услужливые загашники памяти напомнили один давний эпизод.

В то на редкость жаркое лето мы с Соней вместе отдыхали в Греции. Мы заранее договорились, что едем просто отдыхать, не загружая себя никакой, даже самой минимальной, работой. Разумеется, это в первую очередь касалось Сони — я позаботился, чтобы дивные пейзажи Греции не омрачали весьма своеобразные капризы кисти моей синеокой художницы.

И вот мы проводили наш отпуск в состоянии перманентной нирваны. Каждый новый день походил на предыдущий: с утра мы загорали и купались-плескались, в часы сиесты блаженно прохлаждались в номере, а к вечеру выходили в люди: казино и рестораны едва ли не до самого утра. Великолепная нега ничегонеделания.

Однажды утром мы, по своему обыкновению, мирно поджаривались на пляже. Бронзовая, гладкая и прекрасная, как ожившая статуя Афродиты, Соня, притомившись лежать на животе, уселась, по-турецки скрестив ноги, и, пересыпая горячий песок из ладони в ладонь, прищурившись, начала суровый осмотр ног-рук-спин людей, лежавших вокруг нас, подставляя свои не столь совершенные тела огненному солнцу Эллады.

— Увы, мои наблюдения в течение последних шести дней приводят меня к нерадостному выводу: большинство людей все-таки на редкость уродливы, — задумчиво проговорила она в конце концов чуть хрипловатым голосом. — Полагаю, с этим пора решительно бороться. Ты только представь себе удивительный мир, где живут лишь физически совершенные мужчины и женщины — прекрасные, как боги. Боюсь, единственный выход для достижения подобной гармонии — это срочно и безжалостно уничтожить всех старичков, толстячков, карликов и просто недоделанных нескладех.

— Не пугай меня, дорогая Соня, твои слова звучат слишком жестоко, не говоря о том, что подобный подход просто неразумен, — лениво отозвался я, не открывая глаз. — Вряд ли мир людей, совершенных чисто физически, был бы столь же прекрасен и комфортен. Согласись, чудеса культуры, науки и техники творят, как правило, именно толстяки и нескладехи.

— Таких стоило бы держать где-нибудь в подземелье, как рабов, — воодушевленно продолжала развивать свою мысль Соня. — Ну а также в качестве мяса — на случай неурожая.

Я хотел было уже возмутиться этим неприкрытым цинизмом, как она весело и беспечно расхохоталась:

— Ага, так ты поверил! Поверил, что я готова уничтожать! Вот какая я нехорошая, на твой взгляд!

Она смеялась весело, как говорится, от всей души. Но кто знает, что на самом деле было у красавицы на уме?..

Наверное, в тот момент на моем лице окаменело жалкое подобие улыбки. Пара секунд — и я решительно взял себя в руки: прочь, черные мысли, дурацкие воспоминания! Все дело просто в моей банальной ревности — я ревную Соню к разным хирургам-патологоанатомам, а потому готов верить на слово абсолютно не знакомой мне лысой девице, которая, кстати, и сама появилась в моей жизни самым подозрительным образом.