Марина Серова - Вранье высшей пробы

В тот момент мне показалось, что дело движется к развязке. Все действующие лица преступления были расставлены по своим местам. Осталось только установить, что в тот момент, когда было совершено убийство, Инессы не было там, где она должна была находиться. Потом попробовать с ее фотографией в руках допросить жителей этого микрорайона. Может, и найдется человек, который видел ее с собакой рядом с домом Ксении Даниловны. А затем можно смело «дожимать» преступницу, требуя чистосердечного признания.

Наметив план дальнейших своих действий, провожая взглядом Инессу до ее дома, я и предположить не могла, сколько неожиданностей ожидает меня впереди.

Вечером в моей квартире раздался звонок. Отрывистый низкий голос спросил:

— Квартира Ивановой?

— Да, — подтвердила я, гадая, кому могла понадобиться в столь поздний час.

— Говорит полковник Делун. Нам нужно встретиться, — произнес брат моего клиента на том конце провода тоном, не допускающим возражений или отказа.

«Тебе нужно, а мне нет до тебя никакого дела. Посмотрим, что ты на это ответишь, полковник Делун». В трубку я сказала:

— Не вижу никакого повода для встречи с вами.

Действительно, пытаться выяснить у него, где он был утром двадцать первого сентября, не имело смысла. Во-первых, потому, что он наверняка не пожелает мне отвечать. Во-вторых, потому, что истинные виновники трагедии, случившейся с Ксенией Даниловной, мною уже найдены.

— Я не собираюсь вас уговаривать, — раздалось снова на том конце провода. — Встретиться со мной — в ваших же интересах. Я хочу, чтобы вы знали, что вас ждет в дальнейшем, если вы не прекратите копать под мою семью.

Кажется, полковник ставил себе целью меня запугать. Не на такую напал! И все же… Вдруг встреча с ним не окажется столь бесполезной, как я думаю? Может, удастся выяснить какие-нибудь новые подробности в деле?

— Хорошо, — проговорила я медленно. — Где мы встретимся?

Сошлись мы на том, что вполне подходящим местом нашего рандеву будет городской парк. Конечным пунктом я обозначила избушку на курьих ножках, сооруженную для детей и возвышавшуюся рядом с прудом.

Через час я должна быть там. Поэтому я сразу приступила к сборам.

Вообще-то место, предложенное мной, больше подходило для романтического свидания, нежели для деловой встречи с полковником милиции. В этот час народу в парке практически не было. Да и погода стояла ветреная и сырая, что тоже не располагало к прогулкам.

Идя по аллее, я еще издали увидела, что рядом с избушкой никого нет. Полковник опаздывал. Привык начальствовать, зная, что его подчиненные будут послушно ждать его, даже если он позволит себе задержаться. Начальство, как известно, не опаздывает, а всего лишь задерживается.

Во мне нарастало раздражение. Я не собиралась стоять в одиночестве, изображая сиротливую березку возле избушки, и ждать, когда полковник соизволит наконец заявиться. Поэтому пошла прогуляться по парку, ежась от каждого порыва холодного ветра. Летом в пруд запустили лебедей. Наблюдение за этими благородными величавыми птицами подействовало на меня умиротворяющее. Но нынешний холодный сентябрь не нравится даже белкам, которые уже мало прыгали по веткам, а все больше отсиживались в дуплах. Скоро и лебедей переведут в теплые вольеры.

Прислонившись к тополю, я поглядывала на детскую площадку с избушкой и вскоре увидела полковника, торопливо шагавшего к пруду. Делун был в штатском — таким я его еще не видела. Даже на похоронах он был в форме, которая так же, как костюм его брату, придавала ему большую солидность. Сейчас, в кожаной куртке и тренировочных брюках, он выглядел почти как мужик с базара.

Я тоже двинулась по направлению к избушке, и вскоре мы встретились. Тогда, на похоронах, когда мы увидели друг друга первый раз, полковник едва удостоил меня взглядом, сочтя не стоящей его внимания. Теперь он смотрел иначе. Кажется, этому человеку не свойственно было проявлять живые эмоции, но все-таки некий проблеск интереса к моей персоне в его глазах наблюдался.

— Итак, я вас слушаю, — первой начала я, пока он привыкал ко мне такой: мало накрашенной и скромно одетой.

— Надеюсь, вы знаете, кем я являюсь и какую занимаю должность, — ледяным бесцветным тоном произнес Делун, направив свой взгляд на волнующуюся под резкими порывами ветра поверхность пруда. — Напрасно вы думаете, что вам удастся нарыть компромат на членов моей семьи. Быстрее я сотру вас в порошок.

— Не много ли вы на себя берете, полковник? Думаете, меня так же легко запугать, как провинившуюся малолетку? В таком случае могу вам сказать: вы плохо изучили мою биографию, — сказала я, нисколько не сомневаясь, что мое досье уже лежит у Делуна на рабочем столе.

Насмешливый тон разозлил его, но это можно было лишь почувствовать, а не увидеть. На его лице подвижными оставались лишь глаза, да и то эта подвижность была вызвана чисто физиологическим процессом, называемым морганием.

— Мой брат вам заплатил? Сколько? — Полковник будто вел допрос с пристрастием, отрывисто бросая слова на холодный ветер.

— Дела, которые я веду с вашим братом, вас не касаются, — ответила я коротко.

Разговор грозил обернуться сплошными препираниями. Я уже пожалела, что ради него вышла из дома вечером в такую мерзкую погоду. В конце концов, то же самое Делун мог сказать и по телефону. Одно ясно: полковник всполошился, а это уже выдает его с головой. Значит, я копаю в нужном месте. И скоро я докопаюсь-таки до истины.

— Я знаю, что Анатолий в убийстве нашей матери подозревает моего сына, Генку. Но в то трагическое утро он находился далеко от ее дома. И этому есть свидетели.

— Не могу сказать, что вы сообщили мне новость. Про алиби вашего старшего сына я уже знаю, — спокойно ответила я, наблюдая, как образуется и исчезает рябь на воде.

— Что же вам еще нужно? — нетерпеливо спросил Делун.

— Кроме Генки, ваша семья насчитывает еще троих членов. Включая вас.

Полковник оцепенел. Его, полковника милиции, какая-то незнакомая ему девица смеет подозревать в убийстве? Для него мои слова являлись неслыханной наглостью.

Не обращая внимания на его реакцию, я продолжила:

— Каждый из вас четверых является хозяином ротвейлера. Точно такой же кобель загрыз вашу мать. Что немаловажно и интересно: перед смертью она произнесла знакомое вам слово — Роф.

Я увидела, как полковник резко побледнел, и было заметно, как он старательно пытался унять охватившее его волнение. До того железная выдержка моего собеседника меня поражала, но, как теперь оказалось, и на старуху бывает проруха.

— Геннадия я могу пока оставить в покое — у него алиби. У вашего второго сына, Романа, алиби тоже имеется. А вот местопребывание вашей жены в интересующий меня час пока под большим вопросом. Как, впрочем, и ваше.