Гера Фотич - Генералы песчаных карьер

— Приезжай сразу ко мне, я тебя буду ждать — умоляюще повторила она его мысли, — Очень, очень! Обещаешь?

— Обещаю, милая, обещаю, — ответил он искренне, и какая-то небывалая ранее грусть охватила его с этими произнесёнными словами. Словно туманная утренняя прохлада пронзила его своей обречённостью и безысходностью. Схожая с ропотом деревьев покидаемых прощающимся тёплым летом и готовящихся к бессмысленному сопротивлению покрывающей их листву жёлто-красной ржавчине осени.

Он хотел ещё что-то сказать. Но не желал передавать ей свои грустные ощущения. А веселья, чтобы ободрить её, у него в душе не было.

Она молчала, словно чувствовала за его обещанием ту ещё далёкую, но бесцеремонно наступающую пору, которая придёт в их отношения, сглаживая яркость и лучезарность встреч, маревом доброго спокойного уюта бесконечно тёплых отношений.

Взгляд Ткача случайно упал на электронные часы монитора.

Пора — подумал он и выключил трубку, бесцеремонно прервав молчаливую связь.

Подъезжая к месту встречи, он попросил Константина поставить машину так, чтобы хорошо просматривался вход в здание.

Ресторан находился на втором этаже небольшого торгового комплекса. Внизу размещались сберкасса и почта. Два пролёта лестницы вверх выводили прямо в обшитый красным бархатом зал с золочёными иероглифами на стенах, низкими люстрами и зашторенными кабинками похожими на комнаты для голосования.

Ткач усмехнулся, представив, о чём там могут голосовать.

В самом дальнем закутке с откинутыми шторами за столом на диванчиках сидели три кавказца. Один из них почти сразу поднялся навстречу. Подойдя вплотную, назвал Ткача по имени отчеству, округляя акцентом гласные звуки и утрамбовывая согласные. Пригласил жестом к столику.

Показав рукой на своих товарищей, кратко безразлично сказал:

— Магомед, Иса.

Те протянули загорелые подсушенные руки для приветствия.

Затем показав на себя, с гордостью произнёс:

— Рамзан!

Ткач улыбнулся и протянул руку в очередной раз.

Заметив это, Рамзан кивнул головой:

— Говорят, мы с президентом даже похожи! Как братья.

— Что-то есть, — снисходительно согласился Ткач, дабы подыграть национальному тщеславию.

Когда все сели за стол, Магомед, сидевший с краю, задёрнул шторы.

— На всякий случай, — произнёс он практически без акцента.

Был он невысокого роста, коренастый. Ещё когда Ткач пожимал ему руку, почувствовал неестественную узость ладони. Теперь он разглядел, что у того не хватало мизинца и безымянного пальцев.

Магомед перехватил взгляд Ткача и усмехнулся:

— На курок я жму указательным.

Сидящие за столом, коротко приглушённо засмеялись, словно поперхнулись, закашлявшись.

Ткач улыбнулся, чтобы поддержать компанию.

Подошедшему парню — официанту заказали чай. Пока ждали его возвращения, сидели молча. Точно на похоронах. Готовя своё последнее напутствие.

Отхлебнув пару раз из принесённой чашки, Магомед слегка наклонился к столу и в упор, глядя на Ткача, негромко заговорил:

— Наше дело маленькое. Люди сказали передать тебе чемодан.

Затем повернулся к Исе и что-то сказал на своём языке.

Иса достал коричневый дипломат, который стоял на полу между его ног и протянул Ткачу прямо над столом.

Ткач взял его и поставил рядом с собой на диван.

— Мои друзья видели, что я тебе отдал, — продолжил он, — теперь ты за него отвечаешь.

— Я понял, — ответил Ткач и посмотрел на чемодан, словно ждал от него согласия на покровительство.

Магомед снова стал пить чай. Его примеру последовали друзья.

По затянувшемуся молчанию Ткач понял, что разговор окончен. Он попрощался. Едва сдерживая себя от появившегося отвращения при пожатии трёхпалой руки Магомеда, который изо всех сил старался оставшимися пальцами сжать широкую ладонь Ткача, чтобы произвести на себя впечатление. Три длинных тонких сухих пальца, куриной лапой пытались царапать ладонь Ткача, въедаясь в плоть крепкими острыми ноготками, словно предупреждая о чём-то ему неведомом.

Уже подходя к поезду, Ткач вспомнил, что не взял с собой паспорт. Бывали времена, когда по служебному удостоверению проводники не пускали. Но всё обошлось. При виде генеральской формы, девушка в синем костюме вытянулась по швам и пропустила его в вагон, даже не спросив наличие билета.

Двухместное СВ находилось посреди вагона. С правой стороны на койке уже сидел незнакомый мужчина лет сорока и что-то писал в ноутбуке, стоящем на столике у единственного окна. Он едва кивнул на приветствие Ткача и снова углубился в свои мысли. Ткач приподнял левое сиденье и поставил дипломат в железный ящик, а небольшую сумочку с различными необходимыми в поездке мелочами и предметами личной гигиены придвинул к окну. Сел, вытянув ноги и подняв руки за голову, потянулся.

Он подумал, что купе поездов в течение многих лет собирают в себе бактерии сонливости и неги, словно переходные камеры, переправляющие тебя в другой мир, в новую жизнь. Заходя в которые, хочется расслабиться, оставить на перроне все прошлое и смотреть на него из окна, ощущая радость движения. Видеть как оно медленно и беззвучно начинает удаляться, а потом всё быстрее.

Словно белочка от перекладин, поезд отталкивается колёсами от шпал, убыстряя свой бег, периодически пристукивая и заставляя верить наивных пассажиров, что это дорога ведёт их вперёд, а не по замкнутому кругу.

В этот момент, дверь рывком отъехала в сторону и в купе чёрно — белым бутербродом с подтёками, в обнимку ввалились молодожёны, одетые во фрак и свадебное платье. За ними бушевала разноцветная ватага гостей что-то кричащих, машущих шариками и бутылками с шампанским.

Увидев, что купе занято, они резко примолкли. Но за ними уже слышались крики, что кто-то перепутал места и все вместе, извиняясь сквозь ещё пуще нахлынувшее веселье, удалились.

Всё это время мужчина за компьютером даже не посмотрел в их сторону. Ткач подумал, что это к лучшему — не будет приставать.

И когда спустя полчаса после начала движения заглянувшая проводница предложила за отдельную плату перейти в другое пустующее купе, Ткач отказался, думая, что так будет спокойнее.

Возможно, ему следовало внимательней отнестись к предложению девушки и расспросить, где находилось пустующее купе. Но когда в начале первого ночи он в первый раз проснулся от мягких равномерных ударов в его стенку со стороны соседнего купе, и услышал звучащие оттуда приглушённые стоны, было уже поздно. Проводница предположительно тоже спала и не в своём купе. Нельзя сказать, что это его огорчило.

Пробивающиеся девичьи попискивания ранее возможно и возымели возбуждающее действие на Ткача, но сейчас они только успокаивали, подтверждая отсутствие возможных посягательств на его чемодан, но спать, не давали. Они окрашивали суету за стеной изнурительной жалостью, точно знали, кто лежит с ними третьим, за тонкой перегородкой, и провоцировали в лице генерала всю милицию страны.