Семен Лопато - Искушение и разгром

Размышляя об этом, он вдруг обнаружил, что уже давно стоит перед прилавком одного из магазинчиков, невидяще глядя на развешенные перед ним вещи. Вздохнув, он присмотрелся к ним. Вещи были дорогими и скучными. Ни одна из них не излучала сияния, не посылала невидимого сигнала, в котором трепетал бы призыв «купи меня». И их было мало. Сергей любил вещевые рынки с их бесконечными рядами, где в один нескончаемый пестрый поток было перемешано дешевое и дорогое и было небо над головой. Под открытым небом и вещи казались как-то ближе и человечнее. Пройдя еще через несколько магазинчиков и устав от не оправдавшей себя процедуры, Сергей направился к троллейбусной остановке, решив заняться покупками в предстоящие выходные. Ехать на троллейбусе было вдвое дольше, но спускаться под землю по-прежнему не хотелось. Протрясясь полчаса в троллейбусе, он сошел на остановку раньше и прошел по шелестящему листвой переулку. Завернув во двор, он увидел жену, неспешно входящую во двор с другой стороны. Ускорив шаг, он подошел к ней и взял у нее продуктовые пакеты.

— Привет, — закрываясь рукой от солнца, жена обрадовано посмотрела на него. — Что так рано? Не случилось ничего?

Он улыбнулся.

— Потому и рано, что ничего не случилось.

— Ну, хорошо.

По залитому солнцем дворику они не спеша пошли к подъезду.

— А мы с Танькой на танцах были. Пятнадцатого у них концерт, так что сегодня подольше задержали всех. Я еле успела в магазин сходить.

— Танька дома?

— У Иришки. Они как с танцев вышли, то так уцепились друг за друга, что растащить уже не было никакой возможности. Нина сказала, пусть у них побудут. Дома сейчас бардак, я прибраться хотела, так что пусть побесятся пока. Нина к нам сегодня вечером зайдет, часов в девять. Важные вопросы надо обсудить.

— Какие?

— Да так, бабские дела. По линии родительского комитета. За что платить, за что не платить. В гимназии на собрании разные предложения были. Надо нам выработать единую позицию.

— Ну понятно.

Они вошли в подъезд.

— Экзамен сдала?

— Сдала.

— И как?

— Да так… На четверку.

— А почему четверка?

— А когда готовиться-то было. И голова опять болит без конца. Дяденька, слава богу, попался не злой, не слишком мучил.

— А что спрашивал?

— Да так. Ему самому, по-моему, по фене все. Спросил, что такое ползучая инфляция.

— Ну ты рассказала?

— Рассказала, как могла. Рассказала или показала, сама не знаю.

— Что показала?

— Ну что я могла показать. Ну так… Ну что вот она такая маленькая, гаденькая и ползет.

Сергей усмехнулся.

— Хорошо, что он не спросил тебя, что такое галопирующая инфляция.

— Ну нет, на галопирующую меня бы не хватило. Только на ползучую.

— Ну что ж, и то хорошо.

Поднявшись в квартиру, они уселись за кухонным столом.

— А нас сегодня с мамашами даже в зал не пустили. Чтоб детей не отвлекать, говорят. Очень серьезно они так к этому относятся. Пришлось почти три часа по улице телепаться. В фойе-то филателисты толпились.

— Филателисты?

— Ну да, по пятницам клуб филателистов фойе арендует. Все фойе столами заставлено. Представляешь, слоняются по залу взрослые мужики, лет по сорок, пятьдесят, и марками меняются. У всех альбомы, толпятся, разглядывают, что у кого, все с лупами, что-то там высматривают, на каком-то языке странном разговаривают. Вид у всех какойто нездешний, глаза безумные. Ну, мы с Ниной перемыли им косточки. Сам понимаешь, спокойно смотреть на такое невозможно.

Сергей с улыбкой кивнул:

— Ну да. Зрелище возмутительное для любой женщины. Куча мужиков, отлынивающих от домашних дел.

— Нина говорит: а дома их, наверно, дети, жены ждут…

— И плачут…

— Ну до такого драматизма и накала мы не дошли, пошли на оптовый рынок, цены на продукты смотреть. Слушай, я тебя попросить хотела. Нина сегодня зайдет, ты не дичись, поговори с ней. А то она говорит: я твоего мужа побаиваюсь. Выйди там, скажи ей пару слов, пообщайся, только вежливо. Она ведь хорошая тетка. И с Танькой всегда помогает. Поговори, спроси о чем-нибудь, ей приятно будет. Ты ведь можешь, когда захочешь.

— О чем же мне ее спросить, чтоб ей приятно было?

— Ну ты, главное, попроще, без крайностей. Ну сам знаешь, как люди разговаривают.

— Может — который час?

— Ну что ж, она тебе с удовольствием ответит. У нее и часы есть. Видишь, как все просто решается.

— Ладно, — Сергей вздохнул. — Будешь ей звонить, напомни, чтоб часы надела. Скажи — разговор будет.

— Ладно. Ну все, ты пока освободи поле боя. А то мне готовить надо.

— Хорошо.

Поднявшись из-за стола, Сергей отправился в свою комнату. В комнате с задернутыми шторами было сумрачно и тихо. Сергей опустился в кресло. Как всегда, оказавшись дома, он вновь поймал себя на ощущении, что, в сущности, ему здесь нечего делать. Спасти могла лишь музыка. Подойдя к шкафу, он оглядел полки. Несколько лет назад он прочесал несколько раз всю Горбушку, сколачивая заново полные собрания сочинений Iron Maiden, Queen и Black Sabbath, восстанавливая то, что он имел на виниловых дисках в студенческие годы, и удивляясь, сколько всего нового и захватывающего было записано за годы, когда из-за политических и прочих пертурбаций он вынужден был отойти от всего этого. Взглянув на полки, Сергей усмехнулся — за эти годы у него скопилось полное собрание трудов Пола Маккартни и Rolling Stones, которых он хотя и ценил, но не настолько, чтобы при иных обстоятельствах заниматься ими специально — только потому, что именно на них он менял на Горбушке те из ранее купленных им наугад дисков, которые ему не понравились. Однако все рано или поздно приходит к концу, и даже мир музыки не бесконечен. На полках стояло около четырехсот компакт-дисков, но, как ни странно, слушать было нечего, и не потому, что какие-то из этих шедевров ему надоели, просто потому, что все четыреста он знал наизусть. Что-то похожее было и с книгами, пожалуй, даже в еще более выраженной форме. Все книги были прочитаны, все диски прослушаны, время остановило течение свое.

Вздохнув, Сергей взял с полки диск Blind Guardian и в наушниках, расхаживая из угла в угол по комнате, прослушал первые несколько композиций. На середине четвертой он, выругавшись, снял наушники и выключил музыкальный центр. Впервые после разговора с Сергачевым в голову ему пришло, что если он и в самом деле должен будет улететь в этот понедельник, то это значит, что в эти выходные он должен доделать программу математического моделирования ремультиплексора, которая должна была быть готова к четвергу и которую никто не смог бы сделать вместо него. Сергей вздохнул. Почти все текущие программы, над которыми он работал, были скопированы у него и дома, и сейчас оставалось лишь садиться за компьютер и выполнить положенное. Так он и поступил, включив компьютер и просидев за ним следующие четыре часа, исключая те десять минут, когда жена позвала его ужинать. За окном было уже темно, когда, скомпилировав последний вариант программы и получив нужный контрольный результат, он, словно очнувшись, вздохнул и выключил компьютер. Выключив в комнате свет, он вышел в гостиную. Таньки дома по-прежнему не было, судя по всему, жена только собиралась идти за ней. Посидев несколько минут на диване и ощутив, что ему снова нечего делать, Сергей ищуще взглянул по сторонам. Спать не хотелось. Чтобы чем-то занять себя, возможно, следовало что-нибудь съесть. Поднявшись, он направился на кухню.