Николай Леонов - Стальной десерт (сборник)

Гуров успел ухватиться за край проема, в котором некогда было лобовое стекло. Острый осколок вонзился полковнику в ладонь. Жгучая боль пронзила руку до самого плеча, но этот финт позволил сыщику удержаться на капоте.

С гладкого мокрого корпуса автомобиля соскользнули только его ноги. Гуров почувствовал, как носки ботинок застучали по переднему правому колесу. Он подтянулся, превозмогая боль, и вновь распластался на капоте.

Яков крутанул руль вправо, не теряя надежды сбросить настырного сыщика со своей машины. Ноги полковника соскользнули в другую сторону, но он опять сумел удержаться, подтянулся, перехватился руками чуть выше, протолкнул тело вперед и оказался в салоне авто по пояс.

Удерживая руль левой рукой, Глинский ударил сыщика кулаком в грудь. Машина летела вперед на предельной скорости. До поворота в направлении трассы оставалось всего несколько метров, а прямо по курсу лежал отвесный обрыв.

Гуров выбросил ногу вправо. Тяжелая подошва его ботинка врезалась Якову в челюсть. Голова Глинского мотнулась назад. Он выпустил руль и утратил контроль над управлением автомобиля. Обоим соперникам грозила смертельная опасность. Яков при всем желании уже не успевал вписаться в поворот.

Гуров коротко оглянулся, быстро оценил ситуацию и принял единственно верное решение. С рефлексами у полковника всегда был полный порядок. За считаные доли секунды, напрочь забыв об осколке в ладони, полковник занес в салон и вторую ногу, бедрами обхватил Якова за корпус, изогнулся, дернул на себя ручку дверцы с водительской стороны и вместе с Глинским вывалился из машины.

Яков ткнулся лицом в мокрую желтую глину. Гуров накрыл его сверху. Дождь монотонно барабанил по широкой спине сыщика. При этом полковник краем глаза успел заметить, как все четыре колеса автомобиля оторвались от земли и со свистом закрутились воздухе. Затем семисоткилограммовая махина камнем спикировала в обрыв.

Яков приподнял голову, смахнул рукавом глину с лица и сплюнул. Он попытался вырваться из захвата, но Гуров не дал ему такой возможности. Он дважды рубанул ладонью по шее противника, потом надежности ради впечатал кулак ему в ухо.

Лев Иванович встал на ноги, рывком поднял с земли Якова, завернул ему руки за спину.

От дома Роточкова, нелепо перескакивая через лужи, в их направлении стремительно несся лейтенант Беспалов.

– Ну ты и сука, Яша! – тяжело дыша, произнес Гуров.

Осколок стекла все еще торчал из ладони, и полковник не спешил его вытаскивать. Остановить кровотечение ему сейчас было нечем. Боль как липкая лента тянулась от кисти к плечу.

– А ведь я на тебя совсем не думал. На кого угодно, кроме твоей особы. Человек без мотива, к тому же обнаруживший тело и вызвавший полицию!..

– У меня не было выбора, – зло огрызнулся Глинский.

– Неправда. Выбор есть всегда.

– Да, конечно! Как тот, который предоставил мне шеф, после того как сломал жизнь? Я же калекой остался, когда лег под него на ринге. Карьера, жизнь, все к чертям. Хорошо, что хоть жив остался. Но я простил его, Гуров! Все забыл и даже никакой обиды не затаил. А теперь мой сын!.. Они собирались проделать то же самое с ним. Поставить его жизнь и карьеру под угрозу. И ради чего? Будущего какого-то липового боксера? Денег? А о том, что жизнь бесценна, кто-нибудь подумал? Мой сын мог погибнуть. В пятницу.

К ним подскочил запыхавшийся Беспалов, схватил Глинского за грудки и уже замахнулся было, намереваясь впечатать кулак в лицо, перепачканное глиной, но Гуров остановил подчиненного строгим взглядом. Рука Беспалова так и зависла в воздухе.

– Наручники с собой, лейтенант?

– Так точно.

– Надень на него.

Гуров развернул Глинского лицом к себе. Взгляд Якова был спокойным, напрочь лишенным каких-либо эмоций. Браслеты защелкнулись на его запястьях.

– Я не жалею о содеянном, – проговорил Глинский. – Шеф получил то, что заслужил. Как говорится, какой мерой меряете, той и вам отмерено будет. Я защищал свою семью, сына. Семен никогда не согласился бы лечь добровольно. Но его заставили бы, поставив под угрозу жизнь близких. Матери, его девушки, мою, наконец. Я не хотел, чтобы до этого дошло, и не допустил такого. – Яков усмехнулся. – Хотя знаешь, Гуров, сегодня ночью было даже очень забавно. Я ведь никуда не уехал, ждал шефа в его кабинете. Знал, что он придет попить коньячку в одиночестве. Кирилл всегда так делал. Он пришел. Я спрятался за лестницей и видел все, что происходило. Знаешь, я ведь до последнего верил в то, что мне не придется резать этой свинье глотку. Мои проблемы запросто могли разрешиться чужими руками. Сначала Зина чуть не выцарапала старому извращенцу глаза, но это так, детский лепет. Затем родной брат собирался приласкать его бутылкой по голове. А уж когда на лестнице появился Коробок с пистолетом в руке, я решил, что все, мараться мне не придется. Но Коробок струсил. Как и всегда. Пришлось мне. Уж я-то не дрогнул, Гуров. Можешь поверить.

– Верю, – мрачно отозвался полковник.

Для Гурова дело уже было закончено. Откровения Якова его мало волновали. Их оставалось только официально запротоколировать. С этим все было ясно. Гуров мечтал поскорее вернуться в дом и вытащить из ладони чертов осколок.

Лейтенант Беспалов вел Глинского к двери, удерживая за плечо. Полковник шагал рядом.

Дождь снова усилился.

– Нож нашли? – обратился сыщик к лейтенанту.

Тот коротко кивнул.

– А чего его искать? – с ухмылкой проговорил Яков. – Раз уж вы догадались, где он. Признаться, я думал, что не допетрите. Чанга – хорошее прикрытие. К ней, кроме меня и шефа, никто не рисковал подходить ближе чем на метр. Даже Наташка. Если она и кормила собаку, то кидала ей жратву издалека… – Глинский осекся.

В его глазах впервые появилось беспокойство.

– Ты убил ее, Гуров? Чангу? Застрелил, да?

– Мне пришлось, – скупо ответил полковник. – Вопрос стоял слишком остро. Либо она, либо мой напарник.

– Лучше бы ты его убил.

Они втроем вернулись к дому и прошли через калитку. Крячко стоял на крыльце, аккуратно держа в правой руке огромный разделочный нож, завернутый в какую-то тряпку. Он уже знал, что Яков даже не потрудился смыть с оружия кровь.

Станислав услышал последние слова Глинского, и глаза его недобро прищурились.

– Жалеешь животных больше, чем людей? – осведомился Крячко и шагнул вперед.

Вид у него был устрашающий. Расстегнутая кобура, из которой торчала рукоятка пистолета, надетая поверх голого торса, перепачканного собачьей кровью, расцарапанное плечо, глаз, заплывший синевой. Ни дать ни взять Терминатор в финальной части фильма, на фоне скользящих титров.

По правую и левую руку от Станислава располагались два оперативника. Они шагнули вперед синхронно со старшим по званию.