Дэвид Моррелл - Изящное искусство смерти

Пять дюжин городских газет спешно напечатали дополнительные экземпляры специальных выпусков, но удовлетворить бешеный спрос не могли. Быстро распространились слухи, что убийств было больше, чем сообщают газеты; говорили, что убийства произошли едва ли не в каждом квартале. Очень многие полагали, что после убийства начальника тюрьмы «Колдбат филдз» оттуда бежали все заключенные и теперь город захлестнет невиданная волна насилия. Ведущие из Лондона дороги были забиты колясками — это состоятельные горожане направлялись в свои загородные имения. На железнодорожных станциях было не протолкнуться: там скопились все, кто мог позволить себе купить билет.

Посему возможные наблюдатели, следящие за Оксфорд-стрит в надежде обнаружить худенького, маленького роста мужчину шестидесяти девяти лет, имели все причины полагать, что в отсутствие привычной суеты заметить этого человека не составит труда.

В том, что наблюдатели будут, Де Квинси не сомневался. Ночью, перед тем как его увезла карета, он сказал дочери (в присутствии Бруклина), что она найдет его там, где он слушал музыку. Бруклин не смог бы понять смысла этих слов. Но беда в том, что и Эмили тоже могла не догадаться. Де Квинси оставалось только молиться, чтобы девочка вспомнила, как в воскресенье они приходили на Оксфорд-стрит и он показывал ей тот самый угол, на котором пять десятков лет назад вместе с Энн слушал игру органиста. Но между тем полковник наверняка отправит своих людей во все уголки Лондона, где, по его мнению, Де Квинси может встретиться с дочерью. И Оксфорд-стрит, которая являлась столь важной вехой в прошлой жизни Любителя Опиума, окажется в начале списка.

Однако Бруклин не мог знать — и никто не мог, если только он не погибал здесь от голода, — изнанку Оксфорд-стрит, тот потайной мир, в котором существовали местные нищие.

Тот, кто наблюдал бы сейчас за улицей, увидел бы, как постепенно оборванцы всех мастей выползают на свет божий из многочисленных дыр. Они взирали на окружающую унылую действительность и, более мрачные, чем обычно, ползли на свои места. Среди них находился и безногий. Несчастный с низко опущенной на грудь головой передвигался на маленькой деревянной платформе, установленной на колесики. Чтобы не обдирать руки о выложенный камнями тротуар, нищий использовал небольшие дощечки. Он отталкивался ими и таким образом продвигался вперед.

Каждый раз, когда колесико платформы попадало в щель между камнями, колени Де Квинси пронзала боль. Подогнутые ноги сводило судорогой, и Де Квинси сокрушался по поводу того, что не отхлебнул из фляжки перед тем, как отдать ее своим новым товарищам. Совсем скоро жажда лауданума еще больше усилит страдания. В голове пульсировала тупая боль, а лоб был мокрым от пота. Вспотел он не оттого, что приходилось толкать неудобную тележку, а от затянувшегося воздержания.

Логика подсказывала, что любой возможный наблюдатель вынужден будет оставаться неподвижным: притворяться, будто читает газету, или поджидает кого-то, или глядит в витрину. Де Квинси приметил несколько человек, подходящих на роль шпионов, но когда проехал мимо одного из таковых, то удостоился лишь мимолетного безразличного взгляда. Воистину, те, кто принадлежит к самым низшим слоям общества, не вызывают ни у кого ни малейшего интереса.

Де Квинси добрался до ближайшего проулка и вкатился на тележке в густую тень. Только убедившись, что никто его не видит, он слез на землю, подхватил тележку и сошел вниз по ступенькам. После нескольких минут, проведенных почти в полной темноте, он вышел к очередной системе туннелей. Пролез через дыру в проржавевшем ограждении и долго двигался по настоящему лабиринту, пока наконец не оказался у подножия лестницы. Поднялся и выбрался в грязный, унылый дворик, в котором ютилось с пару дюжин жалких лачуг.

На него уставилась женщина с изможденным лицом.

— В такую рань — уже клиент. Непохоже только, что у него в кармане найдется хоть пара пенсов.

Вторая, такая же осунувшаяся, тоже поглядела на Де Квинси.

— Скажи ему, мы не общество благотворительности для нищих.

— Доброе утро, милые дамы. — Де Квинси улыбнулся и приподнял мятую шляпу. Шрам на подбородке отозвался на улыбку болью. — Как вы поживаете в это прекрасное утро?

— Вовсе и неостроумно. Давай шиллинг, а иначе даже и не мечтай поиграть в «туда-сюда-обратно».

— Вы ошибаетесь в отношении моих намерений, милые дамы, — сказал Де Квинси и водрузил шляпу на место. — Я пришел сюда с дружеским визитом. Дорис и Мелинда ведь здесь обитают?

— Дорис и Мелинда? Откуда ты…

— Добрые люди на улице подсказали, что я смогу найти их здесь.

— Слушай, а мне знаком твой голос. Где-то я его уже слышала.

— Конечно слышали, милая дама. В Воксхолл-Гарденс, вчерашним утром. Вы все выдавали себя за Энн. — Де Квинси с трудом подавил горькие воспоминания. — Впрочем, я тогда был одет немного приличнее.

— Чтоб тебе провалиться! Это же тот малыш! Что с тобой приключилось?

— Фортуна повернулась ко мне спиной, после того как я встретился с тем самым человеком, который заплатил вам за представление в Воксхолл-Гарденс. Дорис, ведь это вы.

— Этот гомик пообещал заплатить каждой из нас еще по соверену. Божился, что придет вчера вечером, но просто кинул нас. Мы упустили клиентов, пока ждали его.

— Я могу устроить так, что вы получите деньги, которые он вам пообещал, но не дал.

— И как такое возможно?

— Мелинда, это вы? Я узнал ваш прелестный голос.

Мелинда захлопала ресницами.

Вторая женщина засмеялась.

— Вам заплатит лично лорд Палмерстон, — сообщил Де Квинси.

— А вы с господином Купидоном приятели, что ли?

— Мы с ним, безусловно, знакомы. Если вы, добрые дамы, уделите мне несколько минут, надеюсь, я смогу убедить вас стать моими шпионками.

Мадам Тюссо предпочитала мертвецов. Живые люди, в особенности такие знаменитости, как Вольтер, Руссо и Бенджамин Франклин, с восторгом воспринимали идею о том, чтобы их двойники обрели бессмертие. Однако, когда дело доходило до ее практического воплощения, они громко жаловались на неудобства, связанные с необходимостью долго находиться без движения, пока Тюссо снимала слепки, на основе которых затем и создавала жутковатые восковые фигуры.

Мертвецы же не выказывали признаков нетерпения. Во время Великой французской революции Тюссо постоянно наведывалась в морги и искала отсеченные головы известных жертв террора, с которых делала посмертные маски. Работы ее были столь искусными, что революционеры сами заставляли ее продолжать отливать восковые копии выдающихся жертв гильотины. В поисках более спокойной обстановки Тюссо объездила со своей жуткой коллекцией всю Европу и в конце концов осела в Лондоне, где и организовала Музей восковых фигур.