Марина Серова - Одна против секты

Говоря это, Теплый быстро поглядел в салон «фолька», где, почуяв неладное, так и сидел под сиденьями Никита.

– А это кто у нас тут прячется? Кто это партизан у нас такой?

Поняв, что его заметили, мальчик сел на сиденье, испуганно глядя по сторонам и, похоже, не собираясь вылезать из машины.

– Что ж ты? – ласково говорил Теплый, открывая дверь. – Сам в гости приехал, а даже из машины выйти не хочешь. Сюда, сюда, к нам.

– Только тронь, – рванулась было я к двери, но в ту же секунду меня схватило, кажется, сразу сто рук, и порыв был подавлен в зародыше.

Но здесь начали работать факторы, которые Теплый не учел.

Привыкнув иметь дело с людьми взрослыми, он, кажется, не слишком хорошо ориентировался в сюрпризах, которые может преподнести общение с ребенком, и это сейчас работало на нас.

Никита был нужен ему, нужен в добром здравии и хорошем настроении, только при соблюдении этих условий он мог получить от него то, что хотел. Чтобы мальчик по своей воле рассказал то, что знает, необходимо было завоевать его расположение, это, думаю, понимал даже такой безнадежный отморозок, как Теплый. Пока же действия бандитов могли вызвать только противоположную реакцию.

Увидев, что меня схватили, Никита заплакал и резко отстранился от руки, которую тянул к нему Теплый.

Обескураженный таким ходом событий, Теплый остановился и легким взмахом ладони приказал своим холуям ослабить хватку.

Впрочем, ничего не изменилось – подходя к машине, чтобы забрать Никиту, я первым делом натолкнулась на стальной, безжалостный взгляд Теплого и услышала предупреждение, тихо, но очень внятно произнесенное почти в самое мое ухо:

– Не вздумай шутить со мной.

Что будет, если я таки вздумаю, можно было без труда прочесть на этом доброжелательном лице. Прижав к себе ревущего уже как белуга Никиту, я думала о том, что в этот раз вырваться из цепких лап Толи будет не так-то просто.

Меня снова как следует обыскали и, разумеется, отняли все, что нашли. Не успев в суматохе ни швырнуть под сиденье телефон, ни спрятать хотя бы в бардачок револьвер, я с грустью смотрела, как эти важные предметы исчезают в карманах тупорылых громил.

Отметив про себя, что сегодня их здесь как-то подозрительно много, я подумала, что, видимо, это неспроста. Сосредоточиться на этой мысли у меня, увы, не было времени.

Нас провели в уже знакомые комнаты, в одной из которых виднелось большое бурое пятно на полу – печальное напоминание о безвременной кончине Ника. Теплый намеревался разместить нас по отдельности, но Никита снова заплакал, и бандитам снова пришлось смириться.

Впрочем, что смог, Толя все же сделал. Заперев нас с мальчиком вместе, он не забыл приставить своего соглядатая, в присутствии которого я, разумеется, не могла даже толком поговорить с Никитой.

А поговорить было просто необходимо.

Догадываясь, что именно предпримет Теплый в ближайшее время, я хотела убедиться, что мои слова, сказанные практически перед самым нашим пленением, как следует отложились в сознании Никиты и что он не будет глупить и выбалтывать информацию, служащую единственной гарантией сохранения его и моей жизни.

В отличие от Никиты, я лишена была возможности свободно передвигаться – меня предусмотрительно снова приковали наручниками, хотя на сей раз и не к батарее. Старая железная кровать, стоявшая в комнате, спинка которой представляла собой переплетение железных прутьев, послужила фиксатором. Пристроившись на уголке, я облокотилась правой прикованной рукой на спинку, а левой, остававшейся пока свободной, подозвала к себе Никиту.

Приобняв его и прижав к себе, я стала гладить мальчика по голове, как бы успокаивая, и тихо говорить разные отвлекающие пустяки, чтобы ослабить внимание бесцеремонно уставившегося прямо на нас охранника. Через некоторое время я таки добилась того, что он перестал слушать и отвел глаза в сторону.

Тогда, не меняя тона и еще немного понизив громкость, я проговорила в самое ухо Никите:

– Помни, что я сказала. О чем бы ни спрашивали, говори, что все забыл. Угу? – оторвавшись от уха и с улыбкой взглянув в лицо мальчику, спросила я.

– Угу! – улыбнулся он в ответ. Заключив это тайное соглашение, мы оба, кажется, уверились, что еще не все потеряно.

Между тем напоминание мое пришлось как нельзя вовремя. Уже через минуту дверь открылась и в комнате появился Теплый.

Ласково подмигнув мальчику, он поманил его к себе, но Никита только крепче прижался ко мне, даже не собираясь отвечать на этот призыв.

– Чего ты? – играл в доброго дяденьку Теплый. – Чего боишься? Я не сделаю ничего плохого, шоколадку дам. Хочешь?

– Ему нужно поесть, – ответила за Никиту я.

– Поесть? Ладно, сейчас что-нибудь придумаем.

Он вышел и через несколько минут вернулся, держа в руках «сникерс».

– Вот, на. Поешь.

– Ты думай, что делаешь-то, – ясно показывая, что возмущена до глубины души, говорила я. – Ребенку – такую дрянь? Это ты громилам своим предложи. А ребенку нужна нормальная пища – горячая, полезная. Каша овсяная, картофельное пюре. Ему в столовую надо или в кафе какое-нибудь, где нормально поесть можно.

– А в ресторан ему не надо? – снова по-волчьи глянув, проговорил Теплый.

– Можно, – не теряя кураж, ответила я. – Я и сама не откажусь.

– Да тебя, сучку…

Наверное, опасаясь напугать мальчика и снова вызвать потоки слез, Теплый не стал договаривать, что бы ему хотелось сделать со мной, но выражение лица его и без того было достаточно красноречивым.

Раздраженно хлопнув дверью, он вышел из комнаты. Вскоре послышались его сердитые приказания.

Затопали шаги, заревел движок автомобиля, и минут через тридцать в комнате появился еще один громила, бережно несущий в руках дымящуюся тарелку с какой-то кашей, скорее всего, полуфабрикатом из пакетика. Я подала плошку Никите и, наблюдая, как он ест, старалась придумать еще что-нибудь такое, что позволило бы потянуть время.

Чувствовалось какое-то предстартовое напряжение, здесь явно что-то готовилось, и то, что никто из собравшихся бандитов никуда не уезжал, а все слонялись из стороны в сторону, явно чего-то ожидая, дополнительно убеждало меня в этом.

Дотянуть до этого пока не известного мне события, не давая Теплому возможности начать столь интересный для него разговор, – вот что было моей ближайшей целью, и сейчас я напрягала мозг, придумывая, как это сделать.

Но Теплый, похоже, не хотел тратить время.

Едва только Никита проглотил последнюю ложку каши, как он снова появился в комнате, улыбающийся и доброжелательный, и снова обратился к мальчику:

– Вкусно? Наелся?

Тот ничего не отвечал, испуганно глядя то на меня, то на Теплого и явно ожидая подсказки, что ему сейчас делать. Увы, я понимала, что, если скажу хоть слово, Теплый разорвет меня на куски.