Наталья Корнилова - Одна против всех

Скучная зима, показавшаяся мне застывшей вечностью, все-таки закончилась, пришла весна. Время, словно оттаяв, побежало быстрей, и жить стало веселее. Зимой все наши потенциальные клиенты, казалось, залегли в спячку, попрятавшись в свои берлоги вместе с проблемами и заботами и напрочь забыв о существовании детективного агентства «Частный сыск». Одним словом, зима не самый удачный сезон для ловли преступников. Между тем мы с Родионом ни на минуту не забывали о своих клиентах, поминая их по сто раз на дню нехорошими словами за то, что они не торопятся переложить свои заботы на наши плечи. Иногда, правда, появлялись обманутые мужья, чтобы получить документальные подтверждения наличия на своих недальновидных головах ветвистых наростов, и босс, презирая себя, носился с видеокамерой и фотоаппаратом за изворотливыми любвеобильными женами и их любовниками. Я в этом участия не принимала, а сидела в офисе за компьютером или доводила себя до изнеможения в нашем спортзале. Что-то подсказывало мне, что после вынужденного зимнего затишья мне понадобится много сил, чтобы справиться с проблемами, которые принесет весна вместе с ожидаемым паводком клиентов. И вот наконец она наступила. Засияло ласковое солнышко, зазеленела трава, распустились почки, бодрее зачирикали облезлые, сильно похудевшие за зиму воробьи, таская птенцам червяков, и даже наша латунная вывеска заблестела как-то призывнее. Кстати, босс решил, что больше мы не будем ни надстраивать, ни реконструировать нашу бывшую трансформаторную будку, превратившуюся в солидное шестиэтажное здание с двумя входами, зимним садом, спортзалом, библиотекой, комнатами для гостей и отдельными покоями для молодых супругов — Родиона с Валентиной. И я с ним согласилась — хватит уже нам шиковать. Немалые, я бы даже сказала, бешеные деньги, честно заработанные нами в прошлом сезоне, куда-то таинственным образом исчезли во время холодов. Я закрывала счета один за другим, удивляясь проворству, с которым Родион транжирил средства фирмы, нажитые моими кровью и потом. Хорошо, что к деньгам я отношусь, как к погоде: есть они или нет — жизнь тем не менее продолжается. Впрочем, иногда Родион все же сообщал мне, что деньги идут на оплату каких-то секретных операций его тайной организации. Это он называл очень выгодным вложением капиталов, ибо считал, что когда жизнь в России наладится (разумеется, не без помощи его организации), то деньги ко всем трудоспособным людям потекут рекой, настанет золотой век и сбудется мечта древних философов-утопистов: от каждого по способностям, каждому по труду, то есть, другими словами, нам достанется больше всех. Я в это не верила ни секунды, но деньги покорно переводила. И с легким сердцем выдавала каждый месяц по сто долларов нашим внештатным «детективам», то бишь местным пенсионерам, для поддержания жизни в их пухнущих с голода телах. Валентина, моя верная подруга, забеременела и в середине лета собиралась осчастливить мужа первенцем. Муженек бегал и прыгал вокруг нее, как испуганный петух, сдувая пылинки, воркуя нежные слова и умоляя покинуть проклятую кухню, на которой она упрямо продолжала трудиться. Глядя на их любовные перебранки, я лишь вздыхала и представляла себя тоже чьей-нибудь женой, вот так же окруженной заботой и вниманием. Но у меня ничего не получалось: замужество не было заложено в программу моего воспитания. И я очень страдала от этого, не переставая надеяться, что когда-нибудь придет и мой черед вручить кому-то сердце, тело и свободу. Но прежде я должна быть уверена, что все это добро попадет в руки хорошего, надежного, а главное, обожающего меня индивида. Впрочем, до этого было еще так далеко.

— Это вы, что ли, детективы?

— Ну мы, а что?

— Обалдеть можно. Прям как настоящие. И что, вы все-все можете расследовать?

— Все-все, а что?

— Ни фига себе. И найти кого-нибудь можете?

— Можем.

— И деньги небось дерете немалые?

— Ну дерем, а что?

— Я себе представляю… И давно уже существуете?

— Да, порядочно…

— И уже что-нибудь раскрыли?

— Естественно, иначе обанкротились бы.

— Заливаешь небось? Цену себе накручиваешь. Знаем мы вас. Книжки иногда почитываем. Деньги сдерете, а сами ни черта не сделаете…

— Простите, а вы, собственно, зачем пришли? — не выдержала я нудного допроса. Этот субчик позвонил в дверь через пятнадцать минут после моего прихода на работу и прямо с порога начал меня доставать. — Если по делу, то говорите, а если нет, то не отнимайте время — у нас каждая минута на счету.

Я с сожалением глянула на монитор компьютера, где остался незавершенный пасьянс «Косынка», и снова перевела взгляд на пришедшего. Долговязый, широкоплечий парень лет двадцати восьми, с деревенским рябоватым лицом, в джинсах и легкой желто-зеленой ветровке, накинутой на черную майку с портретом разъяренного Рэмбо на груди, возвышался надо мной, опершись руками о край стола, и сверлил меня своими недоверчивыми синими глазами. На плече его висела небольшая спортивная сумка, из которой торчала рогатая ручка зонтика.

— А ты не хами, — он нахмурил брови и повел широкими плечами. — Я, может, удостовериться хочу, что с вами можно иметь дело.

— На этот счет можете не сомневаться — мы самые честные, добросовестные и надежные детективы за всю историю их существования. Между прочим, мой босс, — я многозначительно посмотрела на дверь кабинета с табличкой «Детектив РОДИОН», из-за которой время от времени раздавался характерный треск — Родион колол молотком грецкие орехи, — прямой потомок Малюты Скуратова. Слыхали о таком?

— Это который при Иване Грозном над людьми куражился и казнями руководил? — уточнил он, с уважением глянув на табличку. — Что, в самом деле?

— Естественно. А я сама — прапраправнучка столбовой дворянки Салтыковой — Салтычихи то бишь.

Почему-то этот придуманный мною на ходу аргумент возымел свое действие, потому что парень удивленно хмыкнул и проговорил:

— Какие вы все тут породистые, однако. Ладно, уболтала, зови своего босса.

— Боюсь, что вам самому придется к нему пройти, уважаемый. Кстати, его зовут Родион Потапович. Подождите секундочку.

Я вошла к боссу, плотно затворив за собой дверь. Тот сидел за столом и, нахмурив вспотевший лоб, сосредоточенно прицеливался молотком в грецкий орех, лежащий перед ним на газете среди битой скорлупы.

— Простите, босс, к нам, кажется, клиент пожаловал.