Ольга Володарская - Пикник на Млечном пути

Она начала задыхаться, Фая подала матери воды. Но та отмахнулась от бутылки с трубочкой. Она изливала свой яд, и ничто не могло этому помешать. У матери даже речь стала более разборчивой.

– Став хорошенькой, ты сразу позабыла о той, кто тебя лечил и оберегал. Тебе хотелось быть центром внимания, кривляться, хвалиться…

– Общаться и дружить, только и всего, – попыталась защититься Фая.

– Если бы не я, ты превратилась бы в капризную ломаку, как многие красивые дети. Так что скажи «спасибо».

Мать опять села на своего любимого конька. Даже после того как призналась в неприязни и зависти к приемному (нет, украденному!) ребенку, она продолжала оправдывать себя тем, что делала если не все, то многое ради блага Фаины. Слушать это было противно. И девушка встала, чтобы уйти, но мать остановила. Схватила своей тонкой, узловатой рукой и притянула к себе. Для человека, который целый год пролежал в кровати, она была слишком сильна.

– Я не разрешала тебе уходить, – прошипела мать.

Ее дыхание было смрадным. Но Фаю затошнило не из-за этого. К ней, пусть и на миг, вернулся страх перед этой женщиной. Но она быстро с собою справилась:

– Ты ничего не забыла? – процедила Фая. – Твои чары, злая колдунья, больше не властны надо мной! – Она разомкнула руку матери. – А еще я могу облить тебя водой, и ты растаешь…

– Будь проклят тот день, когда я взяла тебя.

– Будь проклят, – эхом повторила Фая.

И ушла в ванную. Там, включив воду, разделась и забралась в ржавую, облупившуюся емкость.

Фаину била нервная дрожь. И ей хотелось согреться. Вот только кипяток (вода обжигала) не помогал этому. Кожа покраснела, но продолжала покрываться мурашками. И внутри все дрожало. Чтоб не свариться, Фая разбавила воду…

Мысли проносились в голове с такой космической скоростью, что она не успевала ухватиться ни за одну из них.

Фаина повернула кран с холодной водой до упора.

Хотелось освежиться, чтобы прийти в себя.

«Я могла поговорить с Дорой, – сказала себе Фая, когда ее начало трясти уже от холода, а не от нервов. – Задать вопросы и получить или не получить ответы. И только после этого делать выводы… Но я же, околдованная ведьмой, что меня воспитала, творила что-то невообразимое. Отсылала Доре какие-то гадости и надеялась, что они ее расстраивают. А лучше – пугают. Но она не выказывала ни расстройства, ни страха. Поэтому я изготовила куклу, похожую на Дору, и проткнула ее иглами. Я подсунула ей записку с угрозой под дворник машины. Я изводила ее, чтобы вывести из себя… Мечтала увидеть ее страдания! А потом раскрыться и… проклясть! А нет бы подумать о том, что Дора – обеспеченная одинокая женщина и я ее единственная дочка…»

Натворила дел Фаина Сидорова. И ничего уже не исправишь.

Хотя… Кое-что можно.

Девушка закрутила краны, высморкалась.

Старший уполномоченный Бах что-то про наследство говорил? Про экспертизу? Если Фая пройдет ее и докажет свое прямое родство, то получит все, чем владела Дора Эленберг.

Неплохая компенсация за долгие страдания? Не узнаешь и не поймешь, пока не получишь.

В клуб они приехали поздно вечером. Зашли в темное фойе «Млечного Пути», быстро заперли за собой дверь.

Ренат хотел включить свет, но Михась остановил его.

– Не будем привлекать внимание прохожих. А то еще ломиться начнут.

– Но я не помню, куда идти.

– Давай руку, я буду твоим поводырем.

– Ты что, в темноте видишь?

– Нет, просто умею правильно выбирать направление и знаю, сколько шагов нужно сделать, чтобы достичь двери, пересечь большой зал и оказаться возле «терракотового». Армейская привычка, все замечать и запоминать на тот случай, если придется отступать вслепую.

Михась взял Рената за руку и повел.

Ручища у него была огромной, но мягкой, как у девушки. И лицо приятное, не тупое. Ренат знал, что Дора Вейдер млела от Аверченко. Да не только она. Многим официанткам Михась нравился. Громила с добрыми глазами, это так необычно и романтично…

– Осторожно, порог, – предупредил Михась.

Ренат аккуратно переступил, и они двинулись дальше.

– Глаза привыкли к темноте? – спросил Аверченко.

– Немного.

– Видишь дверь в «терракотовый» зал?

– Нет.

– Присмотрись, она впереди.

– А, да…

– Иди к ней.

– А ты куда?

– На кухню, возьму инструменты.

– Какие? – Ренату представились кирка и лопата. Ведь именно при помощи этих инструментов в кино кладоискатели добывали из земли сокровища.

– Большие ножи, топорик. Иди, я скоро…

И выпустил его руку.

Если б Ренат знал, что Аверченко подозревает его в убийстве Айгюль, ни за что бы не обратился к нему. Нашел бы другой способ попасть в клуб. Хорошо, что смог убедить Михася в том, что не имеет к смерти официантки никакого отношения. Охранник, видите ли, стал свидетелем, как они вместе заходили в подсобку. И что? Разве это доказательство вины?

– Айгюль подворовывала и приторговывала, – ответил на обвинение Ренат. – Я брал у нее кое-что.

– Я Айгюль за руку ни разу не ловил.

– Конечно. Ведь она была в доле с Коляном. Он, выражаясь древним криминальным языком, который обожает мой отец, ее крышевал. А кто до него, не знаю. Она позвала меня, чтобы показать «товар», я пошел посмотреть. Но не заинтересовался и сразу вернулся в зал.

– А в подсобку так рвался зачем? Я не верю в наркотики. Ты не принимаешь.

– Да план здания я хотел забрать! Именно тот, что сейчас перед нами. Вдруг обыск, его нашли бы, заинтересовались…

Аверченко вроде поверил. Или сделал вид. Главное, согласился на сотрудничество, потому что денег хотел не меньше, чем Ренат.

«Нет, меньше, – самому себе возразил он. – Потому что у него никогда не было денег в таком количестве, как у меня. Ну, обогатится он и что? Ремонт в своей хате сделает? Купит машину. В Паттайе какой-нибудь отдохнет. Может, даже построит там домик. То есть ему много денег не надо. А мне… Мне нужны миллионы! Я не просто хочу вновь окунуться в роскошь, я желаю утонуть в ней…».

Ренат открыл дверь «терракотового» зала, взломанный замок никто не чинил, и включил свет. В этом помещении окон не было. Когда-то да, имелось два, но их заложили еще до того, как зданием завладела госпожа Эленберг. Она же Дора Вейдер.

В зале был бардак. Со столов убрали посуду, но грязные скатерти остались. На полу кроме песка смятые салфетки, зубочистки, обертки от жвачек. Дора Вейдер, если б увидела такое, всех бы покрошила своим световым мечом…

Вспомнив об Эленберг в очередной раз, Ренат подумал: «Интересно, кто-то из наших пойдет на ее похороны? И когда они вообще?».

Явился Михась. В одной руке топорик для рубки мяса, в другой – два ножа и фонарик.

– Слушай, а ты не знаешь, когда похороны Доры? – спросил у него Ренат.