Питер Мейл - Приключение на миллион

Не волнуйтесь, увидите, подумал довольный Беннетт. Он прошел пешком через сады Казино и лег спать счастливый.

Кафель террасы был еще по-утреннему прохладным и приятно холодил босые ноги Беннетта. Он разложил на столике свой завтрак: кофе, солнечные очки, записная книжка и телефон. Небо было рекламно-голубым, одно лишь облачко белело высоко над горой, украшающей задний план живописной декорации — над пиком Голова Собаки. Подступающая жара уже чувствовалась в воздухе, и Беннетт скинул банный халат, чтобы подставить раннему солнцу свое еще зимнее тело. Он унаследовал золотистую кожу матери и за неделю загорал как шоколадка. Эта способность быстро приобретать бронзовый загар радовала его, и он пользовался ею каждый год, несмотря на многозначительные кивания головами, причмокивания языком и страшные истории о пересохшем эпидермисе и раннем старении, которыми пугали его врачи. Плевать на морщины, главное, что загар Беннетту шел, и он сам это прекрасно знал. Поэтому сейчас он передвинул стул так, чтобы солнце попадало на все части его пока еще бледного тела, уселся поудобнее и начал листать записную книжку в поисках необременительного женского общества.

Его любовные приключения с женщинами имели сценарий, знакомый многим холостякам, не желающим менять свой матримониальный статус, — приятные интрижки, которые, к сожалению, заканчивались под действием назойливого тиканья биологических часов партнерши. Иногда полюбовно, а иногда и со скандалом. Беннетт горячо признавал право женщины на создание семьи, но все эти полночные шепотки о замужестве, о радостях обустройства гнездышка и о маленьких Беннеттах действовали на него, как ушат холодной воды на изнывающего от страсти пса.

Он отдавал себе отчет и даже отчасти надеялся, что когда-нибудь все изменится, однако до сих пор не встретил женщины, способной заставить его отказаться от холостяцкой жизни. Ну а покуда это знаменательное событие не произошло, он будет продолжать в том же духе — заводить интрижки, замешанные пополам на похоти и легкой симпатии. Да и в таких отношениях ничего плохого нет, только уж слишком быстро они кончаются. Он просмотрел номера телефонов, пытаясь припомнить, как именно он расстался с той или иной дамой. Помнится, Шанталь старалась держаться храбро и сдерживала слезы. Карин обвинила его в женоненавистничестве, обозвала плохим словом и посоветовала повзрослеть. Мари-Пьер швырнула в него вазой. Или это была Рашель? Ай-ай, а ведь не так-то просто будет найти себе партнершу на лето, подумал он.

Его палец остановился на букве «С», и эта буква напомнила ему о неделе, проведенной в Лондоне два года назад, когда он приехал туда по делам. Ее волосы цветом напоминали солнечный свет, они поужинали в «Капризе», а потом были смятые простыни, обещания позвонить ей из Парижа. Почему же он не позвонил? Может быть, был слишком занят, прячась от Мари-Пьер? Он помедлил. А что, сейчас уже поздно звонить? Или лучше поздно, чем никогда? Он решил попробовать и набрал номер офиса, который она ему продиктовала.

— Добрый день, студия «Воскресшее кино».

— Здравствуйте. Могу я поговорить с Сюзи Барбер? — Беннетт хлебнул остывший кофе, почти уверенный в том, что она там больше не работает. Два года в кинопромышленности — очень долгий срок. Здесь люди меняют работу чаще, чем выходят на улицу пообедать. Может быть, она получила повышение и теперь трудится в Лос-Анджелесе. Может быть, у нее есть любовник, или муж, или ребенок. Поток его пессимистических мыслей был прерван деловым «алло», сопровождаемым резким щелчком зажигалки, вдохом и выдохом. Беннетт вспомнил, как она рассказывала ему, что не может разговаривать по телефону без сигареты во рту.

— Сюзи? Это Беннетт. Как поживаешь?

Молчание. Выдох.

— Что ж, я удивлена, как ты, наверное, догадался.

— Слушай, извини, что я тогда не позвонил. Я сказал, что позвоню тебе из Парижа…

— И что же?

— Ну, понимаешь, я совсем замотался. На работе просто как трубу прорвало, когда я вернулся, одного из режиссеров уволили за день до съемок, я просто по уши сидел в этом дерьме…

— Беннетт!

— Что?

— Это было два года назад.

— Я знаю, знаю. Что я могу сказать, Сюзи, я работал на этой работе как раб, я был бессердечной гориллой, мной двигало только одно чувство — честолюбие, дни и ночи я проводил в своем вонючем офисе, ты бы знала, как я выглядел! Глаза ввалились, на щеках щетина, со мной и встречаться-то было страшно. Ужас!

— Ты закончил? У меня сегодня много дел.

Но она не повесила трубку, и Беннетт ринулся напролом:

— Но сейчас все не так. Все изменилось. Я сам полностью изменился. Вообще-то, я ушел с работы. — Ответа не было, но Беннетт почувствовал, что рыбка любопытства вот-вот проглотит его крючок. — Вообще-то, я сейчас как раз решаю, что мне делать дальше. Я в Монако. Тебе понравится Монако — тепло, светло, терраса выходит на море, полицейские не грубят, еда великолепная, местное население вполне приветливо. Мы могли бы прекрасно провести время.

— Мы?

— Я тебя приглашаю, Сюзи. Я оплачу твой билет, буду приносить тебе шампанское в постель, натирать тебе спинку лучшим средством для загара, набирать ванну, очищать тебе виноград от косточек и водить гулять в сады Казино. Все, что захочешь! Ты поймешь, что я не такой уж ужасный. Я буду заботливым и добрым. Хозяйственным. Вот увидишь.

— Подонок.

— Прекрасно. Когда ты приедешь?

— Я не сказала, что приеду. А откуда ты знаешь, что я одна?

— Ах, я так надеялся, что ты сохранишь себя для меня. Что ты привнесешь радость в жизнь одинокого мужчины. Сюзи, подумай, ты поступишь по-христиански и в придачу получишь прекрасный загар. Да, кстати, как там погода в Лондоне? Как обычно? Серо и сыро? Ну а здесь двадцать пять, и солнце светит вовсю. Я тут завтракаю на террасе.

— Ах, да заткнись ты!

Но он не заткнулся и после пяти минут уверений в бесконечной страсти, уговоров и лести самого грубого пошиба она согласилась прилететь в Ниццу в субботу утром. Беннетт с удовлетворением положил трубку, сделал себе мысленную пометку не забыть купить цветы и забить едой холодильник и остаток дня провел жарясь на солнце, подобно ленивой ящерице.

Неделя пролетела незаметно. Беннетт опробовал два других ресторана из списка По и нашел оба выше всяческих похвал. Он съездил в Италию на известный блошиный рынок в Вентимилье, где приобрел несколько внушительного вида подделок. Каждый вечер он заходил в «Кафе де Пари», чтобы выпить аперитива и поглядеть на парад тщеславия, марширующий перед ним на площади. И с каждым днем ему становилось все проще и удобнее чувствовать себя в новой роли богатого бездельника. Деньги, как хорошая смазка, облегчили этот переход. Беннетт обнаружил, что привыкать к бедствиям и нищете приходится годы, в то время как привыкание к богатству не занимает и двух недель.