Питер Мейл - Приключение на миллион

Беннетт вынужден был признать, что на этом перечень его деловых перспектив заканчивался. Хорошенькая альтернатива — или возвращаться к деградирующей карьере рекламщика, или ввязываться в дорогостоящую авантюру по поискам незнамо чего. И правда, пора серьезно задуматься о будущем. Он решил посвятить этому остаток дня, посидеть дома, поломать голову над возможными вариантами и свернул на узкую, круто поднимающуюся вверх дорогу, ведущую в деревню.

Деревушка Сен-Мартин не могла похвастать репутацией шикарного курорта. За это надо было благодарить ее мэра, старого коммуниста, который в силу своей партийной принадлежности недолюбливал все связанное с правительством, средним классом или прогрессом. Поэтому Сен-Мартин была последней деревней в Любероне, где замостили улицы и провели водопровод. Конечно, многие ретивые иностранцы пытались испросить разрешения на ремонт обваливающихся фасадов и восстановление старинных домов — некоторым из них было по триста-четыреста лет, но все эти попытки тотчас же пресекались самым жестким образом. Мэр был неумолим. За одно это Беннетт готов был голосовать за него снова и снова. Ему нравилось жить в живописном городке-анахронизме, в прямом смысле не тронутом рукой дизайнера по интерьерам, в доме, который не знал ни «вечного очарования» жатого ситца, ни обтянутых шелком стен, ни стоящего на постаменте унитаза. Зимы в Сен-Мартине были холодными и тихими, а летом аромат цветущей лаванды и тмина перемежался с легким, но настойчивым запахом сточной канавы. Туристы приезжали и уезжали, но никогда не задерживались. Собственно говоря, задержаться было совершенно негде.

Дом Беннетта стоял на узкой, ведущей вверх аллее в самом конце главной улицы. Основное достоинство дома заключалось в том, что он достался Беннетту практически даром. Вообще-то, строение принадлежало местному доктору, тоже холостяку, с которым Беннетт познакомился на одной из вечеринок. Доктор в полной мере разделял интерес Беннетта к молодым женщинам и старым винам, что легло в основу их быстро начавшейся дружбы. В результате, когда доктору предложили трехгодичный контракт на Маврикии, он оставил дом Беннетту. Единственное условие, которое поставил доктор, уезжая, — не увольнять домработницу Жоржет, рослую даму неопределенного возраста.

Беннетт открыл покрытую шрамами дубовую входную дверь и поморщился от грохота музыки, доносившейся с кухни. «Радио Монте-Карло» орало и стонало вовсю — поп-музыка, застрявшая в семидесятых, рвалась на свободу. Попытки Беннетта приобщить Жоржет к восторгам от музыки Моцарта и Брамса были отвергнуты с презрением. Жоржет нравился ритм, он помогал ей во время работы. Беннетт прошел в гостиную.

Вся мебель в гостиной — темного дерева, простая и тяжелая — была отодвинута к стенам. Жоржет стояла на четвереньках посреди комнаты, задрав кверху покачивающийся в такт музыке обширный зад, и яростно надраивала и без того чистейший пол смесью воды и льняного масла. Для нее дом представлял собой не столько объект для работы, сколько желанную игрушку, маленький бриллиант, который надо было постоянно чистить, скрести, вощить и полировать. Пыль в доме не допускалась, неряшливость приравнивалась к преступлению. Беннетт часто думал, что, если бы он достаточно долго постоял посреди комнаты не шевелясь, его бы тут же вычистили, сложили и аккуратно убрали в комод.

Он глубоко вдохнул и заорал, пытаясь перекричать радио:

— Bonjour , [3] Добрый день (фр.) . Жоржет!

Жоржет с кряхтением поднялась с колен, повернулась к Беннетту, уперла руки в крутые бока и критически осмотрела его с головы до ног. Ее черные с проблесками седины волосы выбивались из-под ярко-желтой бейсбольной кепки, которую она всегда надевала при исполнении «тяжелой» работы. Оценить возраст Жоржет было довольно сложно — казалось, она навсегда застряла в том загадочном периоде между сорока и шестьюдесятью годами, который галантные французы называют «неопределенным возрастом дам». Под стать мебели в гостиной, Жоржет была крепкой, низкорослой и тяжеловесной, выносливой и долгосрочной в употреблении. В настоящий момент ее загорелое лицо, покрытое сетью мелких морщинок от постоянного пребывания на солнце, выражало крайнее неудовольствие.

— Вы опять пили коньяк в постели, — сказала она басом. — Я нашла бокал на полу возле кровати. En plus , [4] Кроме того (фр.) . зачем бросать исподнее и грязные рубашки в биде? У меня что, без этого мало забот? — Она махнула в его сторону тряпкой. — Ну ладно, не стойте тут на мокром полу. Я приготовила вам кофе и tartine . [5] Булочка (фр.) . Отправляйтесь на кухню!

Под ее пристальным взглядом Беннетт на цыпочках проследовал в микроскопического размера кухню, сверкающую чистотой. Застеленный накрахмаленной скатертью стол был накрыт к завтраку. На белоснежной салфетке стояли кофейная чашка, вазочка с лавандовым медом и лежал свежий багет, разрезанный пополам и густо намазанный бледным нормандским маслом. Беннетт включил кофеварку, убавил звук радио до выносимого и с наслаждением вгрызся в хрустящую корочку. Утолив первый голод, он приоткрыл кухонную дверь и позвал:

— Жоржет?

Бейсбольная кепка оторвалась от созерцания блестящего пола.

— Ну что еще?

— Вы еще долго будете тут убирать? Я бы хотел сегодня поработать дома.

Последовало неодобрительное ворчание. Жоржет села на пол и взглянула на Беннетта снизу вверх:

— Impossible! [6] Невозможно! (фр.) Вы что, считаете, что дом сам себя вычистит? Его надо подготовить к весне. Жозефин придет сегодня, поможет мне вытрясти матрасы. Еще я пригласила Жан-Люка, он помоет окна на втором этаже со своей лестницы. Да, и не забудьте про ковры — их надо хорошенько выбить.

Она выжала тряпку с таким видом, будто сворачивала голову цыпленку.

— Вы нам будете мешать. Что это вам в голову взбрело? Пойдите в кафе, там и работайте. — Нахмурившись, Жоржет поглядела под ноги Беннетту и всплеснула руками. — А ну-ка идите сыпать крошки там, там! Прочь отсюда!

Беннетт с виноватым видом вытер рот и вернулся на кухню. Он знал, что для Жоржет с ее чувством порядка и чистоты он ежедневно представлял собой пресловутую «красную тряпку», однако она питала к нему слабость — это было ясно из ее поступков. Жоржет могла отчитать его как провинившегося школьника, но она предоставляла ему поистине королевское обслуживание — и готовила, и стирала, и чинила одежду, и суетилась вокруг, когда он заболел гриппом, а однажды он даже услышал, как в разговоре с подругой она назвала его «мой маленький английский milor ». [7] Милорд (иск. фр.). Однако высказывание комплиментов явно не входило в список ее обязанностей, равно как и почтительное отношение к хозяину дома. Напротив, когда Беннетт спустя полчаса выходил из дома, Жоржет закричала вслед, чтобы он и не думал возвращаться домой до вечера, а когда вернется, чтобы не забыл как следует вытереть у порога ноги.