Петр Кожевников - Год Людоеда

— Первое — недолго, второе — исключено. — Данилыч по-хозяйски оглядывался. — Нам бы такие хоромы под приют… Похожие штуки наши ребята делали в Афгане. Не все, конечно, а только те, которых неизвестно откуда привозили и неизвестно куда увозили, — те, кого брали в армию из детдома или из дисбата. Они называли этот прием «спящая царевна»: человек, которого таким хитрым образом придушили, терял способность двигаться и говорить, хотя, по заключению экспертов, сохранял все остальные функции. Жила жертва неделю-две, и ничего нельзя было сделать, чтобы ее спасти. Такая вот изысканная казнь.

— Пропустите меня! — раздался встревоженный голос Бориса Следова, передвижениям которого, впрочем, никто и не препятствовал. Сам он, все еще наряженный бомжом, появился в проеме входной двери и быстрыми, неуклюжими шагами, словно щенок крупной собачьей породы, устремился к Олегу. — Брат мой! Извините меня, но я никому не позволю!..

Отец Серафим, как обычно, готовился к заутрене, когда вдруг почувствовал, что он в храме не один. Оглядевшись, он заметил стоящую возле дверей Марию. Девочка была крайне взволнована, и священник решил оторваться от молитвы. Он воспрял с колен и жестом подозвал ребенка.

— Что ж ты сегодня с исповеди убежала? — Отец Серафим положил руку на плечо подошедшему ребенку.

— Мне страшно стало. — Мария виновато и грустно посмотрела священнику в глаза. — И стыдно очень.

— Чего же, детка, перед Богом стыдиться? — улыбнулся настоятель. — Господь ведь вездесущ и все о нас с тобой знает, и видит, как мы, например, сейчас здесь стоим и разговариваем. Важно ведь то, чтобы ты сама о себе все ему поведала и покаялась в своих грехах, вольных и невольных, а Царь Небесный уж рассудит, чего мы с тобой больше заслуживаем: кары или милости.

— Да я Боженьке все уже давно рассказала, — призналась девочка. — А вам вот стесняюсь, — вы же все-таки мужчина.

— Милая моя, я — человек, облеченный саном, священник, — ласково произнес отец Серафим. — И это главное. В семье я — муж, отец, а для тебя только священнослужитель, через которого ты, детка, можешь общаться с Богом. Поэтому не смотри, что у меня усы, борода и что я вообще такой страшный.

— Да что вы, я всегда думала, что попы только толстые и лохматые бывают. — Мария покраснела, но продолжила: — А вы такой красивый и аккуратный, прямо как на этих иконах. Я вас сразу полюбила.

— Деточка, я просто еще молодой священник. — Отец Серафим провел большим и указательным пальцами по усам и бороде. — А ты, наверное, встречалась со служителями пожилыми и, возможно, очень уставшими — вот у тебя и сложилось такое мнение. Священники бывают разные, да и я, кстати, не совсем обычный священник.

— Скажите, а я скоро умру? — Девочка посмотрела на отца Серафима с таким видом, словно верила, что его ответ решит ее судьбу. — От моей болезни ведь, правда, нет лекарства?

— Деточка, люди живут с этим десятки лет. А у женщин даже детки здоровые рождаются. — Священник молил Бога подсказать ему правильный ответ.

— Мне сегодня дядя Витя рассказывал, как от этой болезни умирают. — Девочка замолчала, очевидно восстанавливая все нарисованные ее воображением ужасы. — Я так не хочу.

— Машенька, мы ведь все когда-нибудь умрем. Никто ведь не знает, что его ждет. Один считает — завтра, а сам до ста лет живет; другой полагает себя вечным, а покидает этот мир внезапно. — Отец Серафим развел руки и указал ими на иконы, висящие в храме. — Посмотри: здесь изображены те, кто заслужил Царствие Небесное за свои заслуги. При жизни эти люди тоже не знали, как сложится их судьба. Их объединяет то, что они в какой-то момент уверовали в Бога и служили ему до самой своей смерти. Вот путь, который я могу тебе подсказать. Ты должна понять только одно: здесь, на земле, нам дается возможность подготовиться к загробной жизни, которая будет вечной. Представляешь, какая разница между человеческой жизнью и вечностью? Ее просто невозможно измерить!

— Ну это потом, после.. А сейчас, завтра? Если я буду очень много молиться, если я буду все время Бога просить — он меня излечит? — Взгляд Марии был настолько исполнен надежды, что его могли выдержать лишь иконы, но не Серафим, недавно вступивший в сан священника. Невольные слезы наполнили глаза молодого человека, и он не знал, должен ли их сдерживать.

— Мы, деточка, будем вместе молиться. Встанем на колени и будем просить Господа Бога о благодати. — Нет, он не в силах побороть свои чувства, и вот уже слезы падают на его щеки, а сам он преклоняет колени и видит совсем рядом бледное, мученическое лицо Марии: девочка повторяет его движения и также обращает свой взор к Всевышнему. — Господь нам поможет и даст какой-нибудь знак. Ты только веруй и молись… Повторяй за мной:

Махлаткин направлялся к Финляндскому вокзалу и уже почти перешел Литейный мост, когда догадался, что вишневый «мерс», который он уже видел сегодня около «Чернышевской», едет именно за ним. Первым делом мальчик подумал, что водила собрался снять его на часок-другой, чтобы развлечься, но никак не может на это решиться.

Махлаткин продолжил путь, продуваемый всепроникающим невским ветром Вообще-то, он собирался добраться до Финбана, чтобы там заработать На этой помойке ночью всегда можно найти клиента. Уж больно сегодня Кольке было в лом тащиться в ночлежку или в какой-нибудь из известных ему подвалов, а Носорог вдруг так некстати куда-то запропастился — прошла даже такая тема, что его наконец-то грохнули

Автомобиль свернул с моста направо, проехал чуть дальше выезда из подземного туннеля и остановился. Когда Коля поравнялся с машиной, задняя дверь отворилась. Из салона звучала громкая нерусская песня. Здоровенный бугай, наверное спортсмен, предложил ему прокатиться. Ну а он о чем думал! Мальчик улыбнулся, согласился и сел. Дверь захлопнулась. Иномарка по-змеиному зашипела колесами по подмерзшему снегу.

— Бич, — негромко, лишь бы перекрыть музыку, сказал водитель. — Стеречь!

Откуда-то снизу из темноты салона к Махлаткину запрыгнул ротвейлер, встал своими лапами на его колени, раскрыл пасть и осторожно коснулся зубами его лица. Мальчик ощутил теплый кисловатый запах из собачьего нутра.

— Дернешься — сожрет, — спокойно объяснил мужчина.

Они помчались по набережной. Справа была Нева, заваленная льдом и засыпанная снегом. Колька предпочел бы сейчас барахтаться на острых пиках льдин, только бы не было рядом этой зубастой твари, повелительно дышащей на него прелыми кишками из своей огромной пасти. Он скосил глаза на дорогу в надежде увидеть гаишников. Как здоровски бы вышло, если бы менты остановили сейчас этого козла и увидели, в какую засаду попал Махлаткин.