Петр Кожевников - Год Людоеда

В прихожей у окна был сделан кафельный бассейн метра два на три. На другой стороне стоял длиннющий деревянный стол, окруженный лавками и табуретками. Стены были обклеены плакатами с обнаженными девчонками и мальчишками. Напротив входных дверей начинался коридор, в конце его находился обширный туалет, налево шла дверь в спальню, направо — в гостиную.

В спальне вдоль стен стояли две двухъярусные кровати с пристроенными к ним тумбочками для личных вещей постояльцев. Посреди комнаты высился пляжный зонтик. На нем были оборудованы вешалки. Здесь гости дяди Вити вешали свою одежду. Всю площадь двери с внутренней стороны закрывало зеркало. Над ней на кронштейнах был укреплен телевизор. Кроме общего освещения в виде люстры, искрящейся под потолком, у изголовий кроватей висели бра, а над дверью, рядом с телевизором, круглосуточно мерцали глаза смешной мальчишеской маски с надутыми щеками. Стены были оклеены обоями с изображениями летучих амуров, целящих в зрителей своими неотразимыми стрелами.

Стены гостиной были оклеены обоями с изображением джунглей. Исследуя рисунки по периметру помещения, можно было встретить слонов, пантеру, красочных попугаев, обнаженных детей, водопад и томатный закат. Пол был завален коврами и подстилками, подушками и большими, в рост ребенка, мягкими игрушками.

В гостиной было два окна. Между окон высилась стойка, с которой блистала всевозможная аппаратура: телик, видик, кассетная магнитола. Стояли электронные игры. Всем этим мог пользоваться тот, кто себя хорошо вел, кто был послушным.

Кругом было много зеркал, причем они словно притаились в самых неожиданных местах, чтобы кому-то вдруг, в самый, может быть, неожиданный момент, показать его лицо, глаза.

Когда Махлаткин попал к Носорогу, здесь жили несколько парней и одна девчонка, наверное его возраста, по кличке Проводница, полученной за то, что она «работала» с проводниками. Коля и раньше встречал ее на вокзале и слышал, что ее зовут вроде бы Любой.

В обязанности Проводницы входило приготовление еды, мытье посуды, стирка белья и уборка квартиры. Оклемавшись, Махлаткин должен был стать ее помощником на время своего пребывания в квартире. Кроме этого, им предстояло сниматься вместе с остальными для видика, но это уже за деньги: раздеваться, обниматься, даже трахаться, чего, кстати, Колька еще ни разу не делал с девчонками, заранее почему-то испытывая к такому раскладу чрезвычайное омерзение. «Почему?» — спрашивала его Любка, когда они, смеясь, обсуждали эти темы. «Честно?» — блестел Махлаткин лукавыми глазами. «Ну, конечно, честно!» — нетерпеливо отзывалась девочка. «Да потому, что у тебя там ничего нет! Поняла? Дырка от бублика!» — Колька зло улыбался и соединял согнутые большой и указательный пальцы. «Обсевок!» — Проводница топала ногами и еле сдерживала себя, чтобы не наброситься на вокзального педика. Но драться в квартире можно было только по приказу дяди Вити, и то понарошку.

Помирившись, ребята смотрели мультяшки, играли, а Любка, жившая здесь не в первый раз, рассказывала мальчику о том, как дядя Витя вербует кадры для «гостиницы». Обычно он указывает на присмотренную им кандидатуру пальцем кому-то из уже хорошо знакомых ему ребят. Про мальчишку или девчонку узнают: кто, откуда, как живет — и, если у кандидата дела обстоят неважнецки, предлагают погостить в отдельной квартире. Новеньких моют, стригут, даже берут анализы на всякие болезни, а Носорог подробно расспрашивает о жизни, болезнях и травмах.

Неделю, а то и две, новичков кормят, поят и ничем особенно не обременяют. Конечно, ребенок становится свидетелем того, чем занимаются ребята, но сам он, как правило, или уже был посвящен в подобные дела, или оказывался достаточно подготовленным к тому, чтобы совершить последний шаг в предложенную сторону.

В свое время гостю сообщают, что он (она), в общем-то, здорово задолжал за свои еду-питье, забавы, проживание и всякое такое прочее. Новичок теряется в поисках возможной оплаты, и вот тут ему предлагают самый легкий, ну просто ничего не стоящий для него путь — согласиться принять участие в общих играх в гостиной или бассейне. Колька не раз слышал, как завсегдатаи «попугайника», так безнадзор прозвал квартиру дяди Вити Носорога, хвастались, что совершали эти дела по пять-восемь раз в день.

Но самым крутым открытием для Махлаткина стала находка среди разной порнухи, рассыпанной в «попугайнике», ксероксной копии рассказа под названием «Шея», написанного его любимым другом Гришей по кличке Мона Лиза. Ах, как бы кайфово у Кольки сложилась жизнь, если бы Гриша был жив: он ведь обещал мальчику столько всего хорошего!

Возвращаясь к гостям, Соня добавила к всеобщей хмельной задушевности загадочный и манящий аромат кофе, этого чарующего напитка, называемого учеными мужами то вредным, то полезным, но все более популярным и потребляемым в мире наряду с другими стимуляторами и наркотиками.

— Ну, ребята, кому кофе, кому чай? — Морошкина, которую одноклассники называли Морошка, лучисто всех оглядывала и заботливо улыбалась. Ставя на стол кофейник и чайник, она перевела взгляд на окна, как бы расставаясь на некоторое время с тем миром, о котором вдруг столь тепло вспомнила, стоя на кухне в преддверии закипания воды и заваривания заморских напитков. Конечно, ей очень хотелось побыть с одноклассниками как можно дольше, но вот если бы можно было одновременно поблуждать, да нет, полетать в тех воспоминаниях и грезах, которые столь тесно, как ничто другое в ее жизни, связаны с видом на набережную, — она оказалась бы счастлива вдвойне, она бы даже осталась там навсегда. Впрочем, иногда ей почему-то кажется, что эта фантастическая мечта когда-нибудь может воплотиться. — Мальчики, вы что приуныли?

Мальчики — это Гарик Кумиров по школьной кличке Кумир и Стас Весовой, прозванный, конечно, Вес. В школьную пору ребят никак нельзя было назвать не то что друзьями, а даже приятелями. Но вот с каждым годом, да что там — десятилетием, отделяющим одноклассников все дальше от их пионерского детства, они становились по отношению друг другу гораздо терпимее и роднее. Мальчики бывали не на всех встречах, Стас, пока служил, так вообще лет двадцать в Питере не появлялся, они оба достаточно мало знали о жизни и судьбе Морошкиной, тем более о ее сыне, который как-то незаметно уже отслужил в армии, а теперь работает в охранной фирме и собирается поступать на юридический факультет. Никто из одноклассников, кажется, даже и не знал о том, кто же отец Сониного мальчика, но поскольку она сама об этом ни разу не заговаривала, так и остальные считали неудобным обременять Морошкину вопросами: мало ли какая драма может скрываться за образом матери-одиночки? Те, кто жил на Васильевском острове, помнили, как Соня ходила с аккуратным круглым животом, потом — с коляской, но ни разу рядом с ней не появлялся мужчина, в котором можно было бы предположить отца Павлика. Мальчик выглядел довольно болезненным, а вместе со школьной формой обзавелся и очками.