Валерий Воскобойников - Татуировка

Иван Иванович ворочался в постели и старался заснуть. Он пытался уложить свое тело удобнее, но любая из поз, которую он принимал, через несколько минут оказывалась неловкой. То начинало ломить шею, то руку, то ногу. А все из-за тревожных мыслей.

Последнее время ему катастрофически не везло в делах. Там, где прежде были удачи, теперь зияли провалы. Верных людей с каждым днем становилось меньше — их разобрали по тюрьмам. Часть допрашивалась в Латинской Америке, кого-то взяли в Европе, остальные находились в питерском следственном изоляторе. Он залег на дно, лишь изредка высовывая какое-нибудь из оставшихся щупалец. Но завершить одно дело Иван Иванович был обязан, хотя бы потому, что получил немалый аванс. Он всегда был хорошим менеджером — и в комсомоле, и когда работал в обкоме партии, и теперь — в личном бизнесе. Слово «менеджмент» в сочетании с комсомолом и обкомом КПСС звучало чужеродно, тогда было другое слово — «оргработа», однако по сути значило-то же самое. За последний год он отлично организовал несколько крупных дел международного масштаба, но, пожалуй, самым интересным и прибыльным должно было стать дело по отысканию, снятию, обработке и транспортировке кожи с двенадцати человек. В нем тоже на каждом этапе возникали свои сложности, которые надо было преодолевать. Хотя, если бы все было просто, эти кожи гроша ломаного ему не принесли бы, а так лично он рассчитывал заработать не меньше пятидесяти процентов их стоимости. Причем цена их, если бы ему удалось собрать все вместе, вырастала с каждым месяцем и перешагнула за двести миллионов. Двести миллионов «зелеными» за двенадцать татуированных кож и еще тринадцатую — самого художника. Мир, конечно, сдурел. Лично он никогда не понимал эти коллекционные страсти. Но если есть несколько сумасшедших, готовых столько платить за подобную коллекцию, то грех было отказываться от этого бизнеса.

Особенно теперь, когда рухнуло другое, хорошо отлаженное, дело с куклами. А рухнуло оно по причине человеческого фактора, точнее — из-за обыкновенного разгильдяйства. Чего, казалось бы, проще — получить макет грудного ребенка, внутрь которого помещен запаянный килограммовый контейнер с героином, перевезти через границу, сдать по адресу и положить в карман тысячу баксов. Курьерская служба, которую он наладил, работала как часы, а порушили бизнес два разнополых курьера, которые решили продегустировать в аэропортовском кафе Картахены все коктейли. Они настолько увлеклись этим занятием, что не заметили, как у них украли макет, видимо, приняв за живого ребенка. И вместо того чтобы немедленно позвонить по телефону тревоги, эти двое идиотов рванули в Штаты, провалив всю курьерскую службу. Теперь все его курьеры сидят в колумбийской тюрьме, а тела той парочки обгладывают рыбы в какой-нибудь Миссисипи. И прибыль, полученную от героинового дела, он вынужден расходовать не на новый бизнес, а на выкуп людей, потому как, если они начнут колоться, с ним ни один серьезный бизнесмен в Латинской Америке не будет иметь дела. Даже если его самого не вытребуют через Интерпол.

Иван Иванович все ворочался и ворочался в постели, стараясь заснуть.

Нет, конечно, так просто им его не достать. Тем более что в Колумбии он был законспирирован под чеченского правозащитника, и если они все-таки пойдут по следу, то станут искать в Чечне. Хотя и здесь тоже дела пошли не так, как он рассчитывал. Его смычка бывших спецназовских и фээсбэшных офицеров с бандменами стала распадаться, как только конкурентам удалось свалить на выборах человека, которого он проводил в губернаторы. Это был первый случай, когда он переоценил свои силы. Да и то сказать — силы и деньги в той игре с обеих сторон были спущены немерянные. В случае победы его людям простилось бы все. А теперь, правда, по прошествии времени, над проигравшими вершат торжество закона. Так сказать, «кто не спрятался, я не виноват». Поэтому приходится лежать на дне и не слишком светиться…

Сон наконец пришел. И, уже засыпая, Иван Иванович подумал о том, как неплохо он продумал охрану своих помещений. В невзрачном здании бывшего бассейна установил в узких бетонных коридорах несколько дверей из брони, которую не возьмет ни автоген, ни гранатомет, несколько дежурных, которые постоянно сидят у экранов. И последняя придумка, которой он особенно гордился, — люк в потолке, ведущий на крышу, а там — легкий перископический трап в соседнее здание, где подготовлена к изолированной жизни в течение месяца квартира, о которой знает один лишь он. Как у серьезной иностранной валюты — множество степеней защиты.

Он проснулся оттого, что на него сильно повеяло ночной прохладой. Открыл глаза, увидел на подоконнике силуэт человека, и рука сама потянулась под подушку к «тэтэшнику». Но человек длинным бесшумным прыжком пересек комнату и оказался над ним. .

— Привет! А я за тобой! — прошептал он, улыбаясь Ивану Ивановичу, и мгновенным точным движением пальца притронулся к его шее — справа, пониже подбородка.

Иван Иванович вяло прикрыл глаза и почувствовал, как сознание его растворяется в тумане. Незваный гость так же бесшумно и быстро приподнял его голову, кольнул в шею сзади, поставил на заплетающиеся ноги и, полуобняв, повел к окну. Там он застегнул на его теле несколько ремней, подцепил себя и его к тросу блока, и через минуту они уже плавно спускались на землю вдоль торцевой стены, в которой было только одно окно — то самое, открытое.

Эх, Волчара ты, Волчара! Дурная у тебя жизнь. Все против тебя! Опять сидишь, как мышь в мышеловке.

Когда застрелили Портного, а Волку только пробили легкое, его подобрал Амбал. Отвез его в нужную клинику, отмазал от ментов, платил бабки врачам, а потом взял к себе. Когда застрелили Амбала, Волк стал работать на Спотыкача. Когда похоронили Спотыкача, Волка привели к Чеченцу.

Под Чеченцем они еще с Амбалом мечтали уйти, но что-то там сорвалось. Да и Чеченец не имел дела с гопотой. Он отличался от них от всех, как громадный породистый сенбернар от уличных шавок. На него работали чины, которые прежде носили погоны с тремя звездами. Хотя, как известно, пуля — дура, ей все равно в кого попадать, лишь бы курок был метким. Только Чеченец в курки произвел Волчару. Он так и сказал, когда перед ним поставили хромающего, с недолеченным после перелома коленом Волка:

— Волк, а ты ведь трижды должен был умереть, почему тогда живой? Подозрительно, а? Стрелять умеешь?

— Ну! — ответил Волк, удивившись детскому вопросу,

— Я тебя не про пальбу спрашиваю, а про одиночный выстрел. Усек? В курки пойдешь.

С тех пор прошло уж месяца три. Кроме разных прочих дел Волк исправно стрелял в тире и даже на армейском полигоне. А сегодня прямо перед цирком положил заказанную тетку. Он всадил ей только одну пулю, но точно в сердце, оставил карабин и, выйдя через черный ход, ушел дворами на Фонтанку, где его ждал «мерс».