Т. Ричмонд - По ее следам

Даже записала эту ерунду. Так было нужно. Потому что я точно знала: пока в дневнике появляются новые заметки, на пол в ванной не прольется кровь.

* Подробности смотрите на сайтах:

www.youngminds.org.uk

www.selfharm.co.uk

www.mind.org.uk

Голосовое сообщение, оставленное Алисой Сэлмон для Меган Паркер, 4 февраля 2012 г., 13:44

Твою мать, Мег, перезвони мне… Только что прочитала письмо, глазам не верю… Перезвони, надо поговорить, пока я не добралась до мамы. Залезла к ней в почту за ваучером, а там… Просто в голове не укладывается. Страшно подумать. Знаю, ты сейчас гуляешь по холмам черт знает где, но, пожалуйста, возьми трубку… Я все еще в поезде. Вот ведь скотство! Напьюсь сегодня до чертиков. Господи, как с этим жить… Понятия не имею. Перезвони…

Письмо, отправленное профессором Джереми Куком, 6 июля 2012 г.

Дорогой мой Ларри!

Ты умер в ноябре, а я узнал о твоей смерти только два месяца спустя. Оказывается, в газетах неоднократно печатали некрологи, но я не читаю газет. Не хочу знать подробности про жестокие подростковые стычки, запреты на публикации и вторую волну экономического кризиса. Тебя называли великим ученым, новатором, «человеком, открывшим новые перспективы в науке». Меня так никогда не назовут.

Мы с тобой знакомы больше пятидесяти лет. «Кто-нибудь знает, что такое «друг по переписке»? – спросил преподаватель на уроке английского. – Кук, тебе достался мальчик из Канады. Точнее, из Нью-Брансуика».

Я битый час сочинял первое письмо, чтобы произвести нужное впечатление. Даже признал, что несколько разочарован выбором преподавателя: мне хотелось переписываться с охотником за головами откуда-нибудь из Новой Гвинеи. Чванливое заявление, замаскированное под шутку, но ты принял его за иронию.

Твое письмо начиналось со слов «Эй, привет!» – и я поразился такой непосредственности. «Меня зовут Ларри Гутенберг, мне одиннадцать лет, я учусь в начальной школе Адена».

«Я мечтаю стать великим ученым», – поделился я. С гордостью отмечал, что в моих письмах не было ни одной ошибки, как и в твоих. Представлял, как ты читаешь очередное послание и удовлетворенно киваешь: а он похож на меня, этот Джереми Кук.

– Можно мне навестить моего друга Ларри? Я был бы крайне признателен за такую возможность. – Я обратился к отцу с этой просьбой спустя несколько месяцев переписки.

– Тоже мне, два мелких гомика, – отмахнулся он. Позже я узнал, что это мама хотела детей, а не он.

Мы обменивались письмами каждые три месяца, пока учились в школе и сдавали выпускные экзамены. Буйные шестидесятые обошли меня стороной. «Осенью поеду в Уорикский университет, альма-матер примет меня в свои объятия!» – напыщенно объявил я, еще не успев окончить последний класс. Ты не стал ловить меня на хвастовстве.

А еще были твои идеи. Уже тогда стало ясно, что я за тобой не успеваю. Ты оставлял меня позади. Осознание случилось неожиданно, словно откровение свыше: я просто достиг своего потолка. В двадцать пять я понял, что мне не стать по-настоящему ярким ученым.

Мои исследования постоянно заходили в тупик, и из года в год я возвращался к точке отсчета, будто перелетная птица к месту зимовки, а твои работы одна за другой получали восторженные отзывы. Следить за чужими успехами и не испытывать зависти – такое чувство доселе было мне незнакомо. Хотелось просто быть рядом и радоваться вместе с тобой. Ты превратился в того ученого, которым мечтал стать я: вдохновенного, талантливого, бесстрашного, гибкого. В честь тебя даже назвали закон – теорема Гутенберга. Твое имя произносили с восторгом и почтением, а мне хотелось кричать: «Он мой, мой! И был моим задолго до вашего закона!»

Затем настал 2004-й, и в свет вышла твоя книга «Факультет генетики». Непостижимое чудо – серьезный научный труд, который вмиг разлетелся с полок. Я переворачивал страницу за страницей, не в силах оторваться от увлекательных теорий, погружался в сложные, витиеватые умозаключения, а в глазах темнело от злости. Не злости даже: меня душила слепая ярость. В этой треклятой книге каждая страница лучилась неземным светом. Словно тебе удалось поймать и передать самую суть науки. Ярко, красиво и просто, но при этом совсем по-новому. Крупица за крупицей. Я бы душу продал за один абзац, за один миг твоего вдохновения. Зависть, до поры до времени не показывавшаяся на глаза, ударила мне в голову. «Ах ты сволочь», – думал я, чувствуя себя преданным. Мне всегда хотелось написать книгу, но ты обставил меня даже в этом.

Помню, как дочитал последнюю страницу – 9 декабря 2004-го. Я точно знаю дату, потому что в тот день была ежегодная антропологическая вечеринка, а она всегда проводится в первый четверг декабря. Давясь желчью, я пришел на праздник и столкнулся с Алисой. «Ну и ну, – подумал я. – Вот так совпадение!»

Да, Ларри, ты невольно стал одной из причин всех последующих событий. В последней главе ты процитировал начальную строфу стихотворения Роберта Геррика. «Срывайте розы поскорей…» Я всегда следовал твоим словам, как мудрому совету, наставлению, заповеди, – последовал и в этот раз.

Ты появишься в моей книге про Алису. Что думаешь на этот счет, старина? Жду не дождусь, когда она наконец будет готова. Никак не выберу подходящее название, пока остановился на варианте «Части целого». Мне безмерно жаль, что ты не сможешь ее прочитать.

Несмотря на лихорадочные метания репортеров, я стараюсь придерживаться взвешенного подхода. Страшно подумать, Алиса по-прежнему мелькает в новостных заголовках, а читатели бросаются от теории к теории: от несчастного случая до самоубийства или чего похуже. Чем больше внимания уделяют смерти Алисы, тем сильнее растет интерес. С журналистами такое бывает: осветить все трагедии подобного рода невозможно, не хватит ни времени, ни денег, вот они и цепляются за отдельное происшествие, превращая его в символ, своего рода талисман. Алиса Сэлмон: опасности, подстерегающие молодежь в ночном городе.

«Я жена Ларри Гутенберга. Должна сообщить вам печальную новость», – так начиналось послание от Марлен. Она наткнулась на письма, когда разбирала твои вещи – это нелегкое дело Марлен отложила до нового года. Я понимаю, почему ты не рассказывал жене о нашей переписке. Любому мужчине нужны свои секреты, тайная жизнь, скрытая от посторонних глаз.

Марлен написала, как все произошло. Ты допил кофе, натянул любимую куртку, объявил, что пойдешь гулять с собакой. И не вернулся. Я пытался вообразить героический финал, как у капитана Отса, но на деле все было иначе: ты споткнулся, упал и умер еще до того, как приехала «Скорая». Слишком заурядная смерть для человека, в честь которого названа теорема. Для моего друга, великого Ларри Гутенберга.