Людмила Зарецкая - Там, где твое сердце

Откатившись на край кровати, он наблюдал, как она встает, голая идет к окну, как колышутся ее грузные ляжки, от которых поднимается к горлу кислая тошнота. Ну что поделать, не любит он полных женщин.

– Халат накинь, – от еле сдерживаемого отвращения голос его прозвучал глухо.

– Что? – Марина повернулась к нему, ее голос был еще хриплым от не до конца отпущенного удовольствия.

– Оденься, – он не в силах был сдержать раздражение, но тут же взял себя в руки. – Я сейчас снова тебя захочу, а мне уже ехать надо. Жена ждет.

– Я так сильно на тебя действую? – В ее вопросе прозвучал восторг, и он легонько вздохнул. Она была так предсказуема и так глупа, что управлять ею не составляло ни малейшего труда. Хотя он и женой управлял так же легко.

– Конечно, – он вложил в голос всю мягкость, на которую был способен. – Ты роскошная женщина, Марина.

– Я волосами прикроюсь, – кокетливо сказала она и, ловко расплетя свою длинную косу, действительно укрылась волосами, как шелковым блестящим покрывалом. Выглядела она по-прежнему отвратительно, но он восхищенно вздохнул и замер, будто от восторга. Она радостно заулыбалась.

– Что нового? – спросил он, вылезая из кровати и начиная одеваться. Ради этого вопроса, вернее, ответа на него, он и приезжал к ней, стараясь ничем не выдать своего острого интереса.

– Ой, ты представляешь, наши полоумные в усадьбе что-то ищут, – тут же откликнулась она.

– Какие полоумные?

– Да Татьяна Ивановна с семейством, кто ж еще! А то ты не знаешь. Друзей навезли полный двор. А как они уехали, так начальница-то моя всю усадьбу обползала чуть ли не на карачках. И в подвал спускалась, и на чердак поднималась, и стены простукивала, и в печь даже залезала, представляешь? Вот смеху-то было! Но при этом аккуратно так, чтобы никто не видел. Меня-то она, понятное дело, не стесняется, но на вопрос, что происходит, внятно так и не ответила.

– А невнятно? – он всерьез заинтересовался Марининым рассказом.

– Буркнула что-то про какие-то изразцы и какого-то беса. С ума, что ль, сошла на старости лет, бесы ей чудиться начали?

Он обрадовался так, что едва не заорал. Ну, наконец-то! Значит, его усилия, направленные на то, чтобы подтолкнуть эту семейку, будь она неладна, на поиски клада, все-таки увенчались успехом. Не зря он это все затеял, ой, не зря! Теперь главное, чтобы эта чертова Татьяна Ивановна не останавливалась. Только она может понять, где спрятан клад, только она! А он уж постарается в нужный момент оказаться рядом и его заполучить. А там уж «чемодан, такси, вокзал», и ищи его, свищи. Маму заберет, и поселятся они где-нибудь во Франции, как и положено потомкам дворянского рода. А эта Татьяна Ивановна вместе с ее коровищей дочкой, и эта Марина, которая стоит и смотрит на него воловьими глазами, да и все они, вместе со страной, лишившей его семью законного имущества, останутся в далеком прошлом, до которого ему отныне не будет никакого дела.

– Если она что-то найдет, ты ведь мне позвонишь? – спросил он, натягивая маску строгого, но справедливого учителя.

– Ну конечно, что ты спрашиваешь! – воскликнула Марина. – Ты же знаешь, что я все для тебя сделаю. А скажи, ты скоро разведешься? Ты же обещал.

– Теперь уже скоро, – кивнул он. – Эта дура даже не подозревала, насколько он был в этот момент искренен. В его новой жизни не было и не могло быть места жене. – Надо только дела закончить. И тогда уж сразу.

– А я вот думаю, – тягуче произнесла Марина, и он напрягся. В ее устах слово «думаю» не предвещало ничего хорошего. – Я вот думаю, а этот придурок, Валька Резвухин, искал то же самое, что и Татьяна Ивановна?

Сердце ухнуло куда-то в пятки. Подобную параллель она не должна была провести, ни в коем случае не должна. Параллель была опасной, слишком опасной, даже для ее куриного мозга.

– А с чего ты взяла, что Валька что-то искал? – беспечно спросил он.

– Ну как же, я сама видела. – Марина всплеснула руками. – Я же тебе рассказывала, ты что, не помнишь?

– Не помню. – Он зевнул и начал одеваться еще более энергично. – Мне до этого вашего Вальки нет никакого дела.

– Тебе нет. А кому-то есть. Раз убили его, – Марина вдруг смерила его неожиданно резким взглядом. – Валька что-то искал, я тебе про это рассказала, а потом его убили. А теперь Татьяна Ивановна что-то ищет. Может, и ее убьют?

– Не говори чепухи! – теперь уже он по-настоящему разозлился. – Вальку этого кто-то из дружков по прежней жизни пришил. Вот и все. А старуха твоя… Кому она нужна?

– Ну ладно-ладно, не сердись, – она подбежала и испуганно прижалась к его плечу. – Я не хотела тебя сердить, честное слово.

– Не хотела, так и не серди, – он решительно высвободился и шагнул к двери. – Ладно, я пошел. Завтра позвоню. Через пару дней постараюсь заехать.

– Приезжай быстрее, я так за тобой скучаю. – Он поморщился, услышав это выражение. Простолюдинка необразованная, деревня. Чмокнул ее в висок, намотав на кулак длинные волосы, слегка дернул, ухмыльнулся, услышав легкий вскрик боли, и ушел, аккуратно притворив за собой дверь.

Впрочем, сразу ехать в город он не собирался. Нужно было навестить мать, поэтому, оглядываясь, не следит ли за ним кто, он быстро пошел в сторону поселковой окраины.

Мать не спала. Ее смолоду мучила бессонница, из-за которой она могла ночь напролет провести за раскладыванием пасьянса. Тонкая длинная шея, изящная голова с классическим низким узлом волос на затылке. Длинные наманикюренные пальцы, раскладывающие миниатюрную колоду карт, на плечи накинута шаль… Когда он думал о матери, перед глазами всегда вставал именно этот образ – благородной княгини, в которой не было ничего наносного, ничего пошлого. Несмотря на тяжелую жизнь, мать и выглядела, и чувствовала себя как настоящая дворянка, достойная быть продолжательницей рода Ланских. И он тоже всю жизнь старался не подвести, соответствовать, быть достойным.

Совсем скоро его усилия наконец-то должны были привести к закономерному результату. Он знал, что все делает правильно и терпеть ненавистное ему общество плебеев, покусившихся на его кровные семейные богатства и реликвии, осталось недолго.

– Ты опять был у этой девки? – в голосе матери послышалось недовольство. – Она тебя недостойна. Господи, почему ты всегда выбираешь женщин, которые годятся только на роль прислуги? Ты и женился на дворовой потаскухе, и сейчас тайком бегаешь к холопке. Как тебе не стыдно? Ты что, забыл, что ты Ланской?

– Мама, не начинай, пожалуйста, – он досадливо поморщился, но в голосе сквозила нежность. Он никого на свете так не любил, как мать. Даже дочь оставляла его совершенно равнодушным. Иногда ему казалось, что он и мать – только двое на всем белом свете. – Ты же понимаешь, что Марина мне нужна для информации. Мне надо знать, что происходит в усадьбе. Ты же мне не помогаешь.