Виктория Платова - Два билета в никогда

– А до этого не казалось?

– До этого все было относительно тихо. Тихая грустная ночь. Немного сентиментальная. Они вспоминали детство. А потом они начали ссориться.

– Кто именно?

– Саша и Виктор.

– Из-за чего вспыхнула ссора?

– Я не уловила момент ее начала. Собирала грязную посуду со стола. Обычно это делает Эльви, но в эту ночь Эльви находилась рядом с Беллой.

– Посуды было много?

– Да. Но хлопот это не доставляет. Тарелки просто сгружаются в специальные поддоны и ставятся в лифт рядом с гостиной.

– Лифт?

– Ну, это громко сказано. Небольшая платформа, шестьдесят на шестьдесят сантиметров. Она опускается по шахте прямо на кухню. И точно так же поднимается, когда нужно накрыть на стол. Очень удобно.

– Значит, вы собрали со стола и ушли?

– Да. Но перед этим случился небольшой инцидент. Я уронила один из поддонов. Уже в коридоре. Разбилось с десяток тарелок и несколько бокалов. Грохот был тот еще, но, слава богу, никому это не помешало.

– Все были увлечены ссорой Виктора и Александра?

– Да. Как раз в это время вернулась Софья. Она помогла мне собрать осколки.

– Очень благородно с ее стороны. Средний брат принимал участие в ссоре?

– Напротив, старался погасить напряжение. Мне кажется, Анатолий вообще очень спокойный человек.

– Понятно. И что сделали потом? После того, как покинули гостиную?

– Отправилась к себе. Что же еще?

– Не заглянули к хозяйке? Узнать, как ваша подопечная?

– Зачем? Она ведь находилась под присмотром Эльви. Если бы что-то произошло, Эльви бы мне сообщила.

– Как видите, произошло. И она не сообщила.

– Бедная Эльви. Да.

– Вы встретили кого-нибудь, когда возвращались к себе?

– Кого я должна была встретить, если все оставались в гостиной?

– Да, действительно. Значит, вы вернулись к себе…

– … приняла таблетку от головы и проспала до утра. Дальше вы все знаете. В восемь мы со Степаном Михайловичем отправились обойти территорию. Обычно он делает это один.

– Но сегодня вы решили к нему присоединиться.

– Меня волновало то, что собаки были отравлены.

– Опасались внешнего проникновения? Но ведь собак мог отравить только тот, кто находился в доме. У вас есть предположения?

– Я бы не хотела их озвучивать.

– Мальчишка, да?

– Мальчик действительно неуравновешен.

– Да. Даже странно, что он не перетравил всю семью.

– Он вам тоже не нравится, Борис Евгеньевич?

– Мои чувства не имеют никакого значения. Равно как и ваши. Мальчик мог отравить собак, но вряд ли он стрелял в собственную бабушку. Для двенадцатилетнего парня это слишком непосильная задача.

– Вы полагаете?

– А вы нет?

– Пожалуй…

– Я хотела ее смерти. Это правда.

– Прежде чем мы продолжим, я обязан предупредить вас, Софья Леонидовна. Вы имеете право не свидетельствовать против себя.

– Я хотела ее смерти. Все эти годы. Все то время, что знала ее. Она была плохим человеком. Жестоким. Несправедливым. Она могла унизить… Да черт возьми, она только и делала, что унижала. Одним своим видом давала понять: вы – никто. Проклятая старуха!

– Софья Леонидовна!..

– Господи, наконец я могу это сказать!.. Я ее ненавидела. Нет человека, который причинил бы столько боли нашей семье. Толе, мне. Не говоря уже о Сашке.

– На вашем месте я был бы осторожней в выражениях.

– Я и так была осторожна. Даже чересчур. Все эти годы я молчала. Молча жрала все ее пренебрежение и хамство. Таскалась вместе с детьми на дурацкие дни рождения, портила себе каждый Новый год… Что там говорит народная мудрость? Как встретишь Новый год – так его и проведешь? Вот именно! Вот я и проводила его носом в дерьме. И молчала, молчала…

– Почему? Не проще ли было прекратить общение, раз уж так невмоготу? Или… все дело в дивидендах, которые вы надеялись получить?

– Дивидендах? Думаете, я рассчитывала на то, что нам перепадет что-то от старухиных щедрот?

– Разве нет? Разве не ваш муж наследовал состояние матери в случае ее кончины? Вместе с братьями, разумеется?

– Ха-ха! Надеяться, что с Беллой что-то случится, – это все равно что надеяться на цветение вишни в феврале. Старуха блюла себя. Массажисты, тренеры по фитнесу… Раздельное питание. Не удивлюсь даже, если она пила коктейли из крови младенцев по утрам. А все для того, чтобы протянуть до ста двадцати, портя нам жизнь.

– Думаю, это было не единственной ее целью.

– Но одной из главных.

– Так почему вы продолжали общаться?

– Все дело в Толе. Он любил мать.

– Несмотря на унижения?

– Он хотел мира.

– Даже ценой тех страданий, которые претерпевали вы?

– Он не понимал их глубины.

– А вы пытались объяснить? Поговорить с ним?

– Время от времени. Но с Толей все намного труднее, чем с моими пациентами.

– Вы врач?

– Я психоаналитик.

– Вот как… Еще один специалист по психологии.

– Не понимаю вас.

– Личный секретарь Новиковой… Карина Габитовна.

– Она психолог? Я не знала. У Беллы был своеобразный подход к персоналу. Не очень удачный, надо сказать. Особенно это касается людей, которых она упорно называла личными секретарями.

– А на самом деле? Кем они были?

– Мальчиками для битья. Иногда – девочками. За семнадцать лет знакомства со старухой я их десятки перевидала. Ну, пятнадцать как минимум. Каждый Новый год, каждый ее проклятый день рождения – новое лицо.

– Были и мужчины?

– Было несколько юношей… О, нет, это не то, о чем вы сейчас подумали…

– Откуда вы знаете, о чем я подумал?

– Интимные отношения, не так ли? Первое, что приходит в голову. Но я сомневаюсь, что Беллу это вообще интересовало. Перверсивной личностью в классическом понимании она, конечно, не была. Но ее отношения с людьми… Изощренный садизм, вечное желание доминировать… Иначе, как психологической перверсией без сексуального подтекста, назвать это я не могу.

– Мудрено.

– Ничего сложного. Но если отказаться от терминов… Старуха унижала своих наемных работников так же, как и нас, членов семьи. Самодурствовала. Самодурствовать было ее естественным состоянием. Мне кажется, она любого человека испытывала на прочность.

– Опасное занятие. Так и врагов нажить немудрено.

– Она хорошо платила за свои капризы.

– Думаете, что тушить такой пожар можно большими деньгами? А вдруг не сработает?

– Срабатывает, как правило. Практически никто не уходил от нее добровольно.

– Вы хорошо осведомлены, Софья Леонидовна.